Будущее суверенитета: научный дискурс и политическая практика
Елена Пономарёва
Источник: альманах «Развитие и экономика», №11, сентябрь 2014, стр. 44
Елена Георгиевна Пономарёва – доктор политических наук, профессор МГИМО (У) МИД России
Ногами человек должен врасти в землю своей родины, но глазами обозревать весь мир.
Джордж Сантаяна
По мере того как все больше народов получает свободу, на душу населения ее становится все меньше и меньше.
Доминик Опольский
Колонии не перестают быть колониями лишь потому, что они получили независимость.
Бенджамин Дизраэли
Будущее завораживает, манит и пугает одновременно. Думая о будущем, мы можем испытывать тревожные, порождаемые объективной реальностью и даже коллаптические чувства, активно внедряемые в сознание голливудскими фильмами-катастрофами и литературными антиутопиями. В то же время мы можем ощущать невероятную радость от неизвестного – радость, основанную на знаниях и научно-технических достижениях нашей цивилизации, на вере в победу разума человека над тьмой его же животных инстинктов, на надежде, как писал Иван Ефремов, установления на нашей планете Эры Встретившихся Рук. При этом размышления о будущем – вовсе не праздное занятие: будущее непосредственно касается каждого из нас. Как верно заметил изобретатель и вице-президент компании «Дженерал Моторс» Чарльз Кеттеринг: «Я интересуюсь будущим, потому что собираюсь провести там оставшуюся часть жизни».
Рассуждая о будущем мировой политики, следует помнить, что в условиях высокотехнологического общества оно все более приобретает проектный характер. Справедливость слов физика Дениса Габора – «будущее нельзя предвидеть, но его можно изобрести» – доказана волнами демократизации, трансформациями политических систем, разного рода «цветными революциями», перекраиванием политической карты мира и запуском самого масштабного проекта современности под названием «глобализация». Поистине миром правят идеи – наука служит основанием практической политики.
Итак, будущее можно изобретать. Причем занимаются этим далеко не ученые-одиночки, а многочисленные научно-исследовательские институты, аналитические центры, разведывательные, военные и политические структуры. Подавляющее большинство сценариев развития стран и народов, в последнее двадцатилетие активно реализуемых – достаточно вспомнить разрушение СССР и социалистической Югославии, серию политических переворотов, прокатившихся по постсоветскому пространству, Северной Африке и Ближнему Востоку, приведших к дестабилизации Украину, – разрабатывается в западных «фабриках мысли», или Think Tank’ах. Среди самых влиятельных американских исследовательских структур, занимающихся проектированием будущего, Корпорация РЭНД, Институт Санта-Фе, Дом Свободы, Национальный фонд поддержки демократии, Фонды Форда и Макартуров, Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления имени Кеннеди при Гарвардском университете, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской школе права, Оксфордский институт Интернета, Школы права Колумбийского и Йельского университетов. Подобные структуры активно развиваются также в Японии, Китае и Индии. В России пока нет аналогичных мировых брендов, а значит, нам есть над чем работать.
Какие сценарии пишутся и какие проекты могут быть апробированы в современном мире – вопросы, как бы сказал классик, архиважные. От ответа на них во многом зависит не только сохранение России как целостного государственного организма, но и продолжение самой истории, мира в целом. Одним из главных пунктов сценарного подхода является будущее суверенитета. Его размывание, мутация, стирание определяют многие проблемные зоны современности, формируют на месте некогда жизнеспособных политических образований зоны хаоса, причем не всегда управляемого. Не претендуя на исчерпывающий ответ, попытается понять, с чем это связано и каковы перспективы исключительных прерогатив – суверенных прав – современного государства. В условиях возрастающей турбулентности мировой системы для защита национальных интересов нашей страны недостаточно, используем афоризм Джорджа Сантаяны, врасти ногами «в землю своей родины» – необходимо «обозревать весь мир». Иными словами – знать планы наших конкурентов.
Эволюция понятия: суверенитет в истории и современности
Особое внимание к понятию «суверенитет» связано с пересмотром места и значения государства в современной мировой политике. Одним из итогов глобализации стало увеличение в системе международных отношений роли негосударственных транснациональных субъектов и наднациональных структур, что естественным образом приводит к ослаблению позиций государства. Этот процесс в свою очередь невозможен без нивелирования и перераспределения его суверенных прав. Чем же так страшны и опасны для сторонников мондиализма суверенные прерогативы государства?
Дело в том, что суверенитет – это одно из ключевых понятий истории, политики и права христианской цивилизации, получившее окончательное оформление в эпоху Модерна. Как отмечает Глеб Мусихин, в настоящий момент «понятия государства и суверенитета настолько тесно переплетены, что сложно рассматривать суверенитет вне концепции государственности и исторических форм господства».
Отдельную проблему представляет переплетение истории идеи и самого понятия «суверенитет». Нивелирование истинного, исторического смысла суверенитета дает основание сначала на концептуальном уровне, а затем и в политической практике пересмотреть роль и влияние государства как важнейшего института, в основе которого лежат принципы превосходства и господства (от старофранцузского soverain). Например, Филипп де Бонамуар в конце ХIII века назвал в своих письмах короля сувереном, потому что его положение в королевстве было главенствующим – а значит, суверенным. Правда, в средневековых политиях суверенами считались не только короли, но все обладавшие господством в некой иерархии. Таковыми являлись, например, князья на своих землях, римский папа, архиепископы. Поэтому в Средневековье понятие суверенитета не обладало эксклюзивностью. Вплоть до ХVI века суверенитет оставался, по выражению Гельмута Уолтера, «вторичным контекстуально зависимым вспомогательным предикатом», не имеющим какого-либо политического смысла.
Исключительное государственное господство как характеристику суверенитета впервые выделил Жан Боден. С его учения о государстве, впервые изложенного в «Методе легкого изучения истории» (1566 год) и развитого в «Шести книгах о государстве» (1576 год), суверенитет понимается как независимое от каких-либо сил, обстоятельств и лиц верховенство власти. В свою очередь суверенное государство в классической модернистской трактовке – это государство, реализующее право на независимость, управление, принятие решений, свободное в осуществлении функций верховной власти от внешнего воздействия. То есть государственная – а значит, суверенная – власть есть высшая власть на конкретном политическом пространстве, власть, обладающая исключительными прерогативами – начиная от установления правовых рамок на определенной территории и заканчивая контролем над принуждающим насилием во внутренней и внешней политике. Причем над этой властью не может быть никакой иной формы господства, «имеющей правомерное полномочие давать ей повеления или препятствовать осуществлению ее воли» (Фридрих Брокгауз и Илья Ефрон).
Однако обладание суверенитетом не означает неограниченной свободы верховной власти на своей территории. Суверенитет – это объект необходимых и неизбежных компромиссов и ограничений, как внутренних, порожденных потребностью согласования прав различных общественных сил – государства и общества, правительства и граждан, – так и внешних – в силу взаимодействия и столкновения государственных суверенитетов равного (пусть даже формально) достоинства, а также в силу влияния негосударственных и надгосударственных институций.
Сегодня очевидно, что понимание суверенитета как абсолютной власти государства, данное в трудах Никколо Макиавелли, Жана Бодена, Томаса Гоббса, было характерно для эпохи формирования национальных государств, когда шел процесс физического закрепления контроля правителей над определенной территорией. Тогда имело место отождествление власти правителя и власти государства. В то же время, как писал Боден, «абсолютное могущество дается одному или нескольким [людям] на некоторое время, по истечении которого они станут только подданными». И хотя сама идея народного суверенитета восходит к античной традиции демократии, понятие народа как главного носителя суверенитета становится определяющим лишь в XX веке, что находит свое выражение в праве наций на самоопределение. В конституциях современных республик, как правило, содержится указание на то, что «носителем суверенитета и единственным источником власти» является народ, который «осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и местного самоуправления» (Конституция РФ, ст. 3).
Что же касается международного признания исключительных прав государства, то впервые их закрепил Вестфальский мир 1648 года. Этот принцип пространственной организации суверенных сообществ как отдельных независимых территориальных единиц Европы эпохи Модерна пережил несколько веков. Несмотря на всевозможные трансформации, конфликты и войны, суверенитет государства (в его внутреннем и внешнем измерениях, а именно, в поддержании баланса сил) оставался до конца XX века основным условием, императивом сохранения мирового порядка. В то же время уже с конца 1940-х годов суверенитет постепенно стал утрачивать свою политическую сущность, а к концу века превратился прежде всего в синоним территориального (не сущностного) государства вне зависимости от степени его реальной автономии.
Дело в том, что в Уставе ООН и других международных документах были закреплены противоречащие друг другу принципы. С одной стороны, провозглашался «принцип равноправия и самоопределения народов» (Устав ООН, ст. 1). С другой стороны, утверждалось, что ООН «основалась на принципе суверенного равенства всех ее членов», то есть государств (Устав ООН, ст. 2). В свою очередь в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах и Международном пакте о гражданских и политических правах, подписанных всеми странами-членами ООН, закреплено, что «все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие». Более того, в первых статьях этих документов зафиксировано, что все участвующие в пактах государства «должны в соответствии с положениями Устава ООН поощрять осуществление права на самоопределение и уважать это право».
