В книге «Национальная система политической экономии» Лист пишет о тогдашней России (первая половина XIX века) такие актуальные и на сегодняшний день слова, практический рецепт экономического процветания: «Благодетельные последствия восстановления (в Российской империи. – О.Ф.-Ш.) протекционной системы не менее, чем вредные последствия восстановления свободы торговли, способствовали тому, что принципы и уверения теоретиков были окончательно дискредитированы. Иностранные капиталы, умственные и рабочие силы устремились из всех цивилизованных стран, а именно из Англии и Германии, чтобы принять участие в выгодах, предоставленных русской промышленной предприимчивости новым таможенным тарифом. Дворянство брало пример с правительства.

Не находя внешних рынков для своих произведений, дворянство постаралось разрешить обратную задачу, а именно – приблизить к себе рынки; оно устроило фабрики в своих имениях. Вследствие спроса на тонкую шерсть со стороны вновь возникших шерстяных фабрик начало быстро улучшаться овцеводство страны. Заграничная торговля вместо того чтобы уменьшиться, возросла, в особенности же торговля с Персией, Китаем и другими соседними странами Азии. Торговые кризисы совершенно прекратились, и достаточно лишь посмотреть последние отчеты русского Министерства финансов, чтобы убедиться, что Россия благодаря этой системе достигла высокой степени благосостояния и что она гигантскими шагами подвигается по пути национального богатства и могущества.

Нет смысла в том, что в Германии (читай: в Евросоюзе, лидером которого является сегодня Германия. – О.Ф.-Ш.) хотят умерить эти успехи и жалуются на те убытки, которые были причинены русской системой северо-восточным провинциям Германии (речь идет о Восточной Пруссии, а на сегодняшний день геоэкономическая параллель – Прибалтика. – О.Ф.-Ш.). Всякая нация, как и всякий человек, не имеет более дорогих интересов, как свои собственные. России нечего заботиться о благосостоянии Германии. Пусть Германия занимается Германией, а Россия – Россией. Вместо того чтобы жаловаться, надеяться и ждать Мессию будущей свободы торговли, было бы гораздо лучше бросить космополитические системы в огонь и поучиться на примере России.

Если Англия (сегодняшний ее преемник по военно-торговой функции в мире – США. – О.Ф.-Ш.) относится с завистью к торговой политике России, то это совершенно естественно. Россия благодаря этой политике эмансипировалась от Англии. Благодаря этой политике она будет в состоянии явиться соперницей Англии в Азии. Если Англия имеет преимущество дешевизны своих изделий, то эта выгода при торговле в Средней Азии будет уравновешиваться соседством с Азией и политическим влиянием империи. Если сравнительно с Европой Россия является еще малообразованной страной, то по отношению к Азии она страна цивилизованная».

Сообразуясь с процитированным, России необходимо максимально закрыть свои рынки для США, Европы, Канады, Японии и ряда других стран. Не только в рамках санкций, но и в долгосрочной перспективе. Для этих стран должно действовать такое правило: продавать им только те товары, для получения которых не было затрачено сверхусилий и в которых Россия является региональным или мировым монополистом, а значит – может диктовать свою цену (например, газ), а покупать только то, что сама Россия либо не может производить, либо производит существенно хуже и затратнее. И напротив, для стран, готовых вступить в Таможенный союз и чьи экономики слабее российской, необходимо создать самые благоприятные условия. Чуть менее льготные, но всё же льготные условия могут быть созданы для стран сопоставимых с нами экономик. Это те, с кем мы можем торговать на паритетных условиях. Речь, разумеется, в первую очередь идет о странах БРИКС. Это и есть автаркия больших пространств – по Фридриху Листу.

Под малой автаркией следует понимать способность семьи и, шире, кооперативного хозяйства быть самодостаточными, обеспеченными всем самым необходимым: собственным защищенным от внешнего произвола жильем («мой дом – моя крепость»), собственной едой («сам вырастил – сам съел»), собственной альтернативной энергией, получаемой от солнечных батарей, ветряков, минигидроэлектростанций и т.д. («солнце, ветер и вода – наши лучшие друзья»), собственным экологичным внедорожным транспортом («куда хочу – туда лечу»), самоорганизуемыми культурой, образованием и досугом («сам себе и швец, и жнец, и на дуде игрец»). Иными словами, возможность выжить собственными силами, не выклянчивая у государства никаких льгот и пособий и не терпя значительного ущерба от холода, голода и информационной изоляции, можно назвать малой автаркией. Совершенно очевидно, что она осуществима только в сельской местности. Городу придется очень сильно видоизмениться, чтобы обрести способность к малой автаркии. И видимо, рано или поздно это случится. Но в нашей стране сначала должна произойти малоэтажная колонизация на восток. Рост по вертикали имеет смысл лишь тогда, когда предельно, подобно мицелию, проработаны горизонтальные связи. В то же время активно заселяемая сельская местность в силу совершенно новых средств и способов производства совсем не будет похожей на патриархальную деревню прошлого. А в более отдаленной перспективе нас, вероятно, ждет появление горододеревни. Это наше неизбежное будущее. Но, по видимости, всё же относительно отдаленное – не в пределах одного-двух поколений. И здесь, кажется, мы вплотную приблизились к необходимости дать краткий очерк такого явления, как пермакультура.

Открытие пермакультуры

Понятие пермакультуры (от англ. permanent agriculture – перманентное сельское хозяйство), стремительно набирающей сегодня популярность, прочно связано с именем выдающегося австрийского агрария Зеппа Хольцера.

Пермакультура стала возможной в XX веке благодаря массовому разочарованию не только в урбанистическом укладе, но и в современных способах ведения сельского хозяйства – от варварского применения химикатов, а затем и ГМО до нефункционального использования ес­тест­венных сил природы. Дауншифтинг – еще не пермакультура, поскольку тот, кто решил уехать из города ради семьи, ради спокойной жизни на земле, ради, наконец, здоровья, совсем не обязательно обратится к новейшим методам ведения сельского хозяйства и, скорее всего, если займется обработкой земли, станет делать это привычными методами: обязательной вспашкой, классическими грядками, пестицидами и т.д.

Что же такое пермакультура? Это особый способ аграрного производства, основанный на принципах, наблюдаемых в естественных экосистемах. Почему она перманентная? Прежде всего потому что она не истощает почв, как обычное земледелие, ведущее к опустыниванию (лес – поле – луг – пустыня). Но также и потому, что сельскохозяйственные работы ведутся практически круглый год, хотя и требуют значительно меньших затрат.

В основе пермакультуры лежит подсмотренное у природы использование симбиоза растений и животных, избегание монокультурных посадок, и напротив, насаждение разнообразных видов (как в природе), а также функциональный дизайн компонентов – природных (почва, солнце, ветер, вода) и рукотворных (дренажные системы, изгороди, пруды, плодовые деревья, выпасы, фермы и загоны, жилые постройки). Это сближает ее с концепцией пассивного дома, о чем будет сказано далее.

Термин «дизайн», особенно если речь идет о пермадизайне, который иногда смешивают с ландшафтным дизайном, у нас принято понимать неправильно – как некое украшательство, декорирование. Речь же идет прежде всего о правильном размещении существенных хозяйственных компонентов. Английское слово design (проект, обозначение) можно метафорически сблизить с немецким понятием Dasein (вот-бытие). Стало быть, создать дизайн – значит обналичить что-либо в бытии. Следовательно, дизайнера можно назвать также и дазайнером, придавая таким образом ему некие демиургические функции. Речь идет, конечно, не о лингвистическом родстве этих слов, возникшем в исторический период. Тут скорее поэтическое осмысление. Но что такое язык, как не квинтэссенция поэзии?

Особое внимание в пермакультуре уделяется хольцеровским грядкам. Это один из важнейших компонентов функционального дизайна. Хольцеровские грядки больше похожи на вытянутые в длину холмики. Эти холмики устроены особым образом, чтобы служить одновременно солнечной ловушкой, ветрозащитой и водоулавливателем, образуя особую микросреду, в которой осуществляется эффективное земледелие. Холмики формируются из различных слоев: здесь и пиломатериалы, и дерн, перевернутый травою вниз, и мульча – например, сено. В это трудно поверить, но именно формирование такой микросреды позволяет совершать почти невозможное в сельском хозяйстве.

На одном из выступлений в России Хольцер высказался об аграрных перспективах нашей страны: «Россия – самая богатая страна в мире по территориальным и земельным ресурсам. Если Россия поймет свой огромный шанс, который у нее есть, то перспективы самые благоприятные. Сейчас самое главное, с моей точки зрения, – хозяйствовать на земле, обрабатывать землю, земля принадлежит гражданам, а основная задача власти – содержать это всё в порядке. Сейчас уже понятно, что традиционные методы ведения сельского хозяйства не работают, а ведут к банкротству. Большинство стран забюрократизированы. В России больше свобод. И у России, безусловно, есть шанс. Когда граждане России поймут, какое богатство есть в их распоряжении в виде земельных ресурсов, когда появится интерес к земле, экологическому движению, к правильной обработке земли, тогда страна будет цвести. Здоровая земля, здоровые животные, сельское хозяйство без химии, отсутствие монокультур, бережное содержание животных – это, я считаю, и есть будущее России».

Сегодня Хольцера как эффективного практика приглашают в самые разные уголки мира. В частности, он занимается восстановлением опустыненных земель Казахстана. Хольцер полностью разделяет оптимизм Чаянова относительно возможности успешного земледелия на некоторых якобы непригодных территориях России: «Например, Карелия, район с холодным климатом, с каменистыми почвами. И даже для таких условий при правильном подходе возможен успех. В этом случае нужно сформировать особую микросреду. Можно сделать земляной вал, подобрать смешанные посадки и распределить их таким образом, чтобы они формировали защиту от потоков холодного воздуха, но при этом чтобы туда попадали солнечные лучи, нагревая поверхность земли. Ветер уносит также и влагу, а благодаря защитному валу влага будет задерживаться. Большое значение в этой среде имеют камни – с их помощью также можно формировать микроклиматические зоны. Нагреваясь от солнца, они создают эффект печки. Вообще камни имеют многоцелевое назначение: они отдают минеральные вещест­ва в почву, под ними собираются резервуары с водой, под камнями хорошо себя чувствуют черви, которые необходимы для разрыхления почвы. На таких микроклиматических участках землю можно формировать, как пластилин, – можно сделать высокие гряды, дать возможность растениям расти в высоту, тогда урожай удастся повысить в 5–10 раз. Можно выращивать такие культуры, как огурцы, кабачки, морковь, горох, фасоль, капусту, кукурузу, подсолнечник. Урожай, собранный с одного гектара такой земли, способен прокормить 3-4 семьи». То есть здесь мы фактически вплотную подходим к идее терраформирования бесплодных почв. Таким образом, со временем мы сможем заселить не только пустующие плодородные земли «русским миллиардом», но и зоны рискованного земледелия и даже зоны холодных пус­тынь севера и жарких пус­тынь юга – «русскими миллиардами».

Пермакультура способна совершить подлинный прорыв в сельском хозяйстве в рамках шестого уклада. Однако сегодня государство ничего не предпринимает для того, чтобы пермакультура стала стратегической реальностью в сельском хозяйстве. Зато тему пермакультуры плотно оккупировали разного рода сектанты: неоязычники, так называемые анастасиевцы и прочий паноптикум. Эту ситуацию надо срочно менять. Как именно – будет сказано ниже.