Печать


Площадь Европы

Карманный Виньола
Александр Белкин

О градостроительной культуре современной Москвы

Источник: альманах «Развитие и экономика», №5, март 2013, стр. 176

Александр Николаевич Белкин – профессор, заведующий кафедрой архитектуры Московского института коммунального хозяйства и строительства

Эта поначалу удивившая меня книжечка попалась мне в «Книжной находке» – очень популярном букинистическом магазине за памятником первопечатнику Ивану Федорову 30, а может быть и 40 лет тому назад. Крепко сшитая, маленького, то есть карманного, формата, 1912 года издания, она называлась «Правило пяти ордеров архитектуры». Вот этим и удивила: как так – знаменитый труд Виньолы, изданный Академией архитектуры СССР в 1939 году, – большая, ин фолио, книга, стоящая у меня на полке, и вдруг – pocket book? Как туда поместить чертежи, чтобы все было понятно, и вообще кому нужен такой карманный Виньола? Архитекторы в своих мастерских пользуются изданиями большого формата. Разгадка была недалеко – уже на титульном листе стояло: «Для десятников», – иначе говоря, для бригадиров на стройке. До тех пор я, видимо, неверно представлял себе уровень культуры строителей и строительства начала прошлого века. Надо же, бригадир на стройке с Виньолой в кармане. А там – ордера, их детали – все эти капители, абаки, эхины, каннелюры, скоции, триглифы, метопы, гейзоны – да во взаимных пропорциях, модулях и партах! Но это и понятно. Иначе как могли бы выполнить строители без справочника сложные и красивые детали, ну, хотя бы фасада здания ярославского дворца пионеров, на примере которого в 1955 году отец показал мне различия трех ордеров архитектуры – дорического, ионического и коринфского.

Вспомнилась эта история, что называется, от противного. Оттого что последние два десятилетия строительной, а особенно еще и более важной – градостроительной – культуры в Москве не то чтобы недостает, а ее вовсе нет, будто-бы никогда и не было. А ведь была она весьма высока, в иные времена достигала мирового уровня, вызывала зависть зарубежных коллег уровнем своей проектности, обеспеченной государственным устройством страны.

Нынче же черты непрофессионализма сложились в целостную картину полной градостроительной дикости. Основа этого скорбного результата – отказ от проектирования развития города в целом: замена проектного подхода случайным набором ситуативных решений без учета при этом их взаимного влияния и влияния на город как целостную систему. Отказ от генерального плана как основного инструмента управления развитием города, других необходимых документов градостроительной регламентации привел и к практике точечной застройки, и к ликвидации озелененных территорий, и к необоснованному сносу зданий, и к уничтожению исторических памятников, и к нелепому «расширению территории города в 2,5 раза», и ко многому другому.


Старообрядческий храм Святителя Николая Чудотворца у Тверской заставы

Утрата градостроительной культуры проявляется не просто в отдельных прискорбных фактах, но и в последовательном осуществлении деградационной деятельности, не соответствующей ни традиционной формуле городской жизни «труд, быт и отдых людей», ни универсальной формуле архитектурного проектирования – триаде Витрувия – «польза, прочность, красота». Три аспекта деградации градостроительства в Москве – эколого-климатический, архитектурно-художественный и духовный – наиболее заметны его жителям и значимы для развития города. Они не исчерпывают темы, важнейшей частью которой является еще и низкий инженерный уровень принимаемых решений.

Бескультурье в эколого-климатическом аспекте выразилось в первую очередь в сокращении озелененных территорий. Эти незастроенные территории всегда было трудно выделять – их польза не так очевидна, как польза любой постройки. А места они занимают много, существенно растягивая дорогие городские коммуникации. В то же время формирование единой, пронизывающей весь город и его окружение системы открытых озелененных пространств, включающей парки, сады, скверы, бульвары и другие объекты, разнообразные по функциональному содержанию, размерам и форме, давно считается одним из основных принципов развития города. Лучший из известных проектов этой тематики – генеральная схема озеленения Москвы 1975 года, выполненная под руководством Валентина Иванова. Немногое из этого проекта удалось осу­щест­вить, в целом же он не получил реализации и, главное, последующего развития заложенных в нем принципов. Многое из содержания этого документа утрачено – и как уже возведенные объекты, и как зарезервированные возможности их создания, особенно во внешнем поясе города. Уничтожение озеленения происходит и во дворах, на некогда хорошо озелененных жилых территориях – и за счет уплотнения застройки, и за счет неразумного устройства автостоянок.


 


Вид на Кремль с Большого Москворецкого моста

Вот и получается, что негде гулять, нечем дышать, не на что любоваться. В триаде Витрувия «прочность» применительно к градостроительству означает экологическую устойчивость города как системы, в которой сбалансировано действие природных и антропогенных факторов. Пренебрежение природным фактором грешит исключительной самонадеянностью. Природа сильнее, и организация благополучной жизни людей зависит от постижения и учета ее законов.

Пренебрежение природно-климатическими характеристиками влечет за собой вредное для здоровья людей снижение нормы времени инсоляции жилых квартир. На тех же «основаниях» широко распространилась «стекломания» в архитектуре и чуждая южная, не сезонная, а круглогодичная «ларечность» в организации торговли северного города, вызывающая не только сочувствие к продавцам и покупателям, но и ненужные энергозатраты.

Архитектурно-художественный, стилистический аспект поражает своей беспомощностью и напоминает ситуацию, в которой при свободе слова сказать нечего, часто получается, кукарекая, только «петуха пустить».

Размещение высоких и очень (избыточно) высоких зданий не подчинено идее развития композиции города и его частей, имеет случайный характер, часто разрушающий уже сложившиеся ансамбли. А ведь есть хрестоматийный пример размещения высотных зданий в Москве почти 70 лет назад, сразу после войны.

Сегодня еще сохранился «сторублевый вид» – панорама Кремля и города с Большого каменного моста, а вот не менее важная панорама с Москворецкого моста изуродована строительством комплекса на Пресне, не говоря уже о других – менее заметных, но тоже случайных – постройках. Высотный жилой дом в Чапаевском переулке на «Соколе» мало того, что уничтожил половину парка с регбийным полем, он еще к тому же оказался огромным, но, увы, случайным элементом в пространственной композиции района и города. Так же непреднамеренно над главным фасадом Малого театра гордо реет надпись «Ararat hyatt».

Можно продолжать приводить подобные примеры. Они особенно удивляют потому, что ландшафтно-визуальный анализ обязателен, он пред­шествует проектированию зданий и сооружений в Москве. Разрушительные для композиции города последствия строительства отражают в числе прочего и качество этого ландшафтно-визуального анализа, лишенного продуманных критериев и обоснованной методики.

Эклектика закономерна для архитектуры безвременья, для подлых времен. Однако и в этих исторических условиях удивляет агрессивность стилистической немощи. Это не только агрессия самоутверждения дурновкусия, но и агрессия отрицания предшест­вующих исторически значимых стилевых направлений. Мало появления золотых (по затратам) уродов и уродцев – таких, как дом у Патриарших, присвоивший их имя, торговые центры у двух вокзалов – Курского и Киевского, новое здание гостиницы «Интурист» на Тверской, здание в начале Арбата напротив «Праги», последняя пристройка к ЦУМу, жилой дом с какими-то рожками-башенками на Кутузовском, стеклянное ущелье – фон, подавляющий красивую церковь напротив Белорусского вокзала. Несть им числа, вплоть до мелочи – ротонды на площади Никитских ворот. Строительство всего подобного сопровождается сносом или доведением до внешней целесообразности сноса построек всех периодов развития советской архитектуры: и блистательных 20-х – начала 30-х, и высокопрофессиональных пред- и послевоенных, и рациональных 60-х, и действительно отразивших уверенный рост благосостояния 70-х – 80-х.

В этом отношении характерна замена здания гостиницы «Интурист» на Тверской на худшее. Прежнее сооружение, по крайней мере, внятно отражало свое время, его предпочтения, вкусы – в конечном счете – стиль эпохи. А теперь взгляните на новое здание и попытайтесь ответить на простой вопрос: когда его построили? Вероятно, сразу по завершении строительства гостиницы «Националь» пришел дикарь с калькулятором, воспроизвел рядом ее увеличенный в 2,37 раза фасад, выше него, не утратив аппетита, добавил толстую стеклянную нашлепку, а спереди самостоятельно «сочинил» галерею входа. Отдельные элементы этой «композиции» имеют приличные названия – колонны, сандрики, пилястры, – чего категорически нельзя сказать об архитектуре здания в целом.


Гостиница «Риц-Карлтон» на Тверской

Отношение к художественным особенностям городской среды может быть разным, недопустимо лишь пренебрежение стилевым контекстом. Соблюдение этого общего правила градостроительной композиции дает много блестящих образцов. Из лучших – гениальное включение Щусевым здания Мавзолея Ленина в исторический полутысячелетний ансамбль Красной площади. Можно ли в городе таких традиций считать допустимым появление иногда весьма крупных объектов точечной застройки, не создающих нового ансамбля, зато разрушающих сложившуюся градостроительную композицию?


 


Панорама Москвы с высотки на Котельнической набережной

Духовный, нематериальный аспект утраты градостроительной культуры многолик в своих проявлениях, иногда вовсе не связан с архитектурной деятельностью, но именно этот аспект может быстро приводить к ощущению резкого и негативного изменения городской среды. С Москвой это уже произошло и в общем виде заключается в изменении образа города в целом. Такое изменение складывается из многих, не всегда материальных элементов.

Москва и прежде была живописной, шумной, живой, даже несколько ярмарочной, но она не была балаганной и безвкусно пестрой. Она не рождала ощущения временности. Напротив, она производила впечатление устойчивости, даже незыблемости столичной жизни. Свойственный городу и его жителям динамизм означал устремленность, достоинство уверенности в будущем, а не нынешнюю мелочную суетливость.

Город покрыт густой рос­сыпью ларьков, палаток, киосков, овощных развалов, открытых столиков-прилавков и торговых тележек. Ларечная торговля, несвойственные довольно холодной Москве уличные формы жизни создают новое представление об ее жителях как о непрерывно что-то жующих, что-то пьющих и что-то покупающих, а чаще к чему-то приценивающихся существах. Прочие – помирающие от скуки лавочные сидельцы и бесчисленные охранники. В соседстве с ними трудно представить, что неподалеку еще есть Большой и Малый театры, Пушкинский музей и Третьяковка, Консерватория и Архитектурный институт, зал Чайковского, Политехнический, наконец, парящий над рекой Университет! И сообразные климату традиции столичной торговли, памятные старшим не только ГУМ, ЦУМ и Елисеевский, но и рядовые специализированные магазины, гастрономы и универмаги даже и окраинных районов Москвы.

В многоголосье Москвы не было чужеродных гортанных криков зазывал в торговые центры, оккупировавших остановки общественного транспорта, в первую очередь – маршрутных такси. И если на площади Ильича их пока двое, то на остановке в Митино я насчитал десять (!) одновременно орущих. Языковая среда – вообще весьма чувствительная для формирования образа города характеристика, касающаяся как устной, звучащей, так и письменной речи. Громкая речь и многословие не присущи нашей культуре, а чудовищный в своей безграмотности язык названий – в основном торговых заведений и конторских зданий – оскорбителен для носителей великого русского языка.

Трудно представить себе большее зло, чем реклама в «деле» разрушения образа нашей столицы. Безобразная по форме и отвратительная в своей навязчивости и бестактности, она везде парит в небесах, доминирует на уровне глаз, встречает под землей. Она усложняет или уничтожает возможность восприятия необходимой и полезной информации – указателей улиц, знаков дорожного движения и другого, вплоть до уменьшения размеров схем метро в вагонах ради размещения рекламы на полях. Рекламы и вывески разрушают и архитектуру, нагло уродуя некогда композиционно продуманные и выразительные фасады, вот уж где «презренный варвар кистью сонной творенья гения чернит».

Уничтожение высокохудо­жест­венных произведений изобразительного искусства в угоду сиюминутной полити­чес­кой конъюнктуре – обычное явление в истории. Как выиграть у казино ты можешь узнай тут. Однако не пора ли остановиться, не портить городские ансамбли? Ведь как изуродована Лубянская площадь, утратившая центральный элемент композиции, вокруг которого формировалась ее застройка. Сначала это был водоразборный фонтан, затем – замечательный памятник Феликсу Дзержинскому.

Отдельная тема – игнорирование сложившегося духовного содержания городской среды. Представляется ошибочным, например, превращать Красную площадь в Потешную. У нее другой образный строй, здесь был парад Победы! Для катания на коньках, веселых забав, карнавалов и музыкальных шоу нужно другое место, образ которого соответствовал бы происходящему.

Неизбежный вывод из сказанного: нет в кармане современного десятника на стройках столицы никакого Виньолы, неведом он и остальным участникам строительного процесса, не обеспечивающего достижения необходимого Москве уровня градостроительной культуры.