Карта военных баз США

Наука как корень России
Сергей Кара-Мурза

Источник: альманах «Развитие и экономика», №7, сентябрь 2013, стр. 102

Сергей Георгиевич Кара-Мурза – доктор химических наук, генеральный директор Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования, главный научный сотрудник Института социально-политических исследований РАН, социолог, политолог, публицист, член Союза писателей России

 

Культурная травма, нанесенная населению России в последние десятилетия, разделила его по многим основаниям. Одна из таких причудливых и неожиданных линий разделения – отношение к науке. К науке вообще и особенно к той науке, которую мы унаследовали от исторической России – уже в форме советской науки.

Почему этот вопрос для нас важен? Прежде всего потому, что есть, на мой взгляд, в наших и патриотичес­ком, и западническом умонастроениях фальшивая нота – принижать, а то и ненавидеть науку как особый, будоражащий тип познания. И нота эта действенна, из нее вырастают сначала установки массового сознания, а потом и политические позиции. Путь этот для нас гибельный не только потому, что мир техники, без которого мы не сможем прокормиться и защититься, вырастает из науки. Наука, отделившись от религии, стала в Новое время играть такую же роль в формировании человека, какую на протяжении тысячелетий до этого играла религия.

Наука – необычный, особый способ познания и понимания мира – зародилась на Западе. Но, укореняясь в других самобытных культурах, она становилась их частью, не теряя при этом своего корня – научного метода. Русская наука – как и японская или китайская – питается соками родной культуры, и в то же время сама питает культуру. Сегодня наша наука уже является силой, образующей народ. Лишившись ее, обув лапти и запалив лучину, мы бы перестали быть русскими – даже если нас при этом и не сожрали. А с наукой мы останемся русскими даже в лаптях – если придется собирать пятаки на новые лаборатории и заводы.

Как много мы говорим о деиндус­триализации, увядании нашей армии и нашего флота. Сердце болит, мы пытаемся их защитить. О науке мы говорим дежурные фразы: ах, мало финансируют. Не мало финансируют, а именно вытесняют с лица земли. А ведь возродить промышленность несравнимо легче, чем науку. Наука – вещь хрупкая и непонятная. Многие страны вкладывают огромные деньги, чтобы вырастить или возродить свою национальную науку – и не получается. В России наука прижилась и расцвела замечательно. А теперь может погибнуть. Будут потом турецкие строители отстраивать новые лаборатории, как храмы, будут избирать новых академиков и нанимать лаборантов с хорошим окладом – а дух не вернется. Он веет, где хочет…

Некоторые в своем отрицании науки делают упор на том, что наука была советской – мол, порождение ненавистного строя. О советском строе в целом спорить не хочу, а что касается науки, то эти господа проявляют незнание. Советская наука была не просто продолжением русской науки, а ее расцветом. Трудно назвать что-либо советское, в чем русский дух раскрылся бы настолько полно, как в советской науке. (Разве что, пожалуй, еще в армии.) Здесь созрели и дали плоды те семена, которые были посеяны за двести лет до этого. Именно в XX веке на всем фронте науки сложилось то, что называется русским научным стилем – тот необычный взгляд и подход, который проявился у Дмитрия Менделеева, Владимира Вернадского, Николая Вавилова. Как жаль, что мы мало об этом знаем. Спросите студента: в чем суть русского научного стиля? Вряд ли он ответит. Как же так? Как же наши ученые, имея в сотни раз меньше средств, чем их американские коллеги, своим трудом позволили обеспечить военный паритет с Западом? Ведь это как-то надо объяснить.

Особенностью русской науки стало и сохранение в ее мировоззренческой матрице наряду с ньютоновской картиной мира космического чувства. На Западе научная революция, продолжив Реформацию, произвела десакрализацию мира, представив его как холодное и бездушное пространство. А в СССР утопия космизма соединилась с рациональной наукой, сведя такие разные культурные типы, как Константин Циолковский и академик Сергей Королев. Образ вселенной как Космоса стал частью массового сознания в России. Астольф де Кюс­тин в своей книге «Россия в 1839 году» писал: «Нужно приехать в Россию, чтобы воочию увидеть результат этого ужасающего соединения европейского ума и науки с духом Азии». В этой особенности России де Кюстин усматривал одну из основ ее мощи. В 1951 г. его книга была издана в США с предисловием директора ЦРУ Уолтера Беделла Смита, в котором было сказано, что «книга может быть названа лучшим произведением, когда-либо написанном о Советс­ком Союзе».

Уже из этого видно, что реформирование и перестройка российской науки по западным шаблонам – исключительно рискованная операция.

Наука – часть культуры, причем сильно технизированная часть, принадлежащая и к духовной сфере, и к техносфере. Такие системы становятся матрицами, на которых воспроизводится то или иное общество. Переплетаясь друг с другом, они держат страну и культуру и задают то пространство, в котором страна су­щест­вует и развивается. Складываясь исторически, а не логически, эти матрицы обладают большой инерцией, так что замена их на другие, даже однозначно лучшие, всегда ведет к непредвиденным потерям.

Обстановка для спокойного разговора о науке в России сегодня неблагоприятна. Уровень понимания науки и ее роли резко снизился – из-за общего культурного спада. Сегодня тяга к простым решениям такова, что под наукой подразумевают технологию – приложения научного знания в виде новых продуктов или методов. Это – подмена предмета, ведущая к фатальным ошибкам. О технологии надо говорить особо.

Достоверное представление об объекте – одна из главных предпосылок для рационального управления. Главные ошибки в оценке полезности науки, особенно в период кризиса, порождены не отсутствием хороших методик «измерения эффективности», а структурными причинами – тем, что из поля зрения выпадают многие важные функции науки, которые просто не замечают, когда наука функционирует. Мы обычно не думаем о счастье дышать – а утопленники нам уже не могут это счастье растолковать.

Среди тех «продуктов науки», которые невозможно купить или позаимствовать за рубежом ни за какие деньги, есть и такие, которые необходимы для обеспечения полити­ческой, культурной и экономической независимости страны. Но даже если не считать независимость существенной ценностью, то справедливо и следующее утверждение – Россия долгое время жить без своей науки не сможет даже просто как страна. Наука – не только одна из полезных отраслей хозяйства и духовной деятельности, но и один из их корней. Через многие воздействия, которые нельзя получить извне, отечественная наука участвует в создании, скреплении и развитии России и ее народа. Вот главное значение той части науки, которая не может быть заменена импортом знания, технологий и экспертов.

Россия – как не просто страна, но и одна из цивилизаций – долгое время жить без своей науки не сможет. Когда поток знаний из мировой науки будет поступать в Россию, минуя «фильтр» собственной науки, которая увязывает эти знания с реальностью России, станут быстро размываться контуры нашей культуры.

Длительная эрозия науки постепенно лишит страну современной техносферы как целостной системы и сделает всю систему обороны недееспособной. Широкие круги общественности уже и не заметят ни того, какую роль играла в их жизни наука, ни момента, когда они ее необратимо лишатся. Не менее глубокие последствия окажет тихое исчезновение науки и на жизнеспособность государства. Из всех структур, обеспечивающих само существо­вание цивилизованного человека в независимой стране, будет как будто вынут небольшой, но жизненно важный элемент. То, что не рухнет, увянет.

Перечислим самые очевидные функции, через которые наука участвует в воспроизводстве России. Во время кризиса эти функции и являются главным предметом оценки полезности науки.