Крест и плаха
Осмонакун Ибраимов

Чингиз Айтматов как последний писатель империи

Источник: альманах «Развитие и экономика», №9, март 2014, стр. 152

Осмонакун Ибраимович Ибраимов – доктор филологических наук, профессор, член-корреспондент Национальной Академии наук Кыргызской Республики, почетный профессор Шанхайского университета международных отношений, Чрезвычайный и Полномочный Посол Кыргызской Республики, в 2001–2005 гг. – Государственный секретарь Кыргызской Республики

Он ушел из жизни пять лет тому назад, предварительно написав свой прощальный роман с символическим названием «Когда падают горы (Вечная невеста)». Писатель был прав: неотвратимый социально-политический катаклизм конца XX века привел к разрушению этой гигантской неприступно-заоблачной Горы – к падению огромной евразийской империи по имени Советский Союз, к утрате многих людских иллюзий столетия не только внутри, но и далеко за пределами страны. История зафиксировала этот факт еще в конце 90-х, но Чингиз Айтматов его переосмыслил как писатель, обобщил художественно только в 2008-м, почти два десятилетия спустя после свершившегося факта. Так с Айтматовым отошла целая советская эпоха, хотя многие до сих пор считают, что он был не совсем «советским», а немного другим. В этом, конечно, есть определенная доля правды, поскольку он по сути своей был очень национальным художником, но был русским по языку, киргизом по происхождению, татарином по матери, универсальным мыслителем и гуманистом по духу. Правда и то, что он считался коммунистом по мандату, но почти антисоветским писателем по взглядам, по поднятым проблемам и вопросам. Тем не менее Чингиз Торекулович исторически воплощал то полуромантическое, по-своему возвышенное время, когда еще верилось во всеобщее согласие и в силу гуманизма и так естественно было говорить о примате морали и спасительной миссии культуры.

С ним отошел и его век – век XX, который его породил, сформировал как личность и как писателя и который со всеми своими драмами и трагедиями, со многими иллюзиями в начале и столь же горькими разочарованиями в конце отразился в его удивительной судьбе, в личной, семейной биографии. И разумеется, в биографии творческой.

Это был его век. И это было воистину великое столетие. Да, люди, народы мира ныне предъявляют гамбургский счет к XX веку. Но можно с уверенностью сказать, что это был век того народа, из которого Айтматов вышел – киргизов. Это был век огромных, поистине невероятных везений для этого небольшого, но очень древнего народа. Нам, киргизам, никогда раньше так не везло, как в этом столетии. Мы слишком долго блуждали – многие сотни, даже тысячи лет – по обочине большой истории до и после переселения с Алтая и из Южной Сибири еще в раннем Средневековье, и наш реальный духовно-исторический потенциал наиболее полно раскрылся только в этом великом столетии.

Я бы выделил самые главные везения. Их, на мой взгляд, было пять.

Это, конечно, советская власть (несмотря на нескончаемые споры об ее политической природе), которая спасла нас от национальной катастрофы 1916 года, когда после кровопролитного антицарского восстания, подавленного карательными отрядами русской армии, киргизы пустились в массовое бегство в соседний Китай. Число погибших от пуль, голода и холода, эпидемий доходило до многих тысяч человек. И мы выжили как народ благодаря этой власти.

Второе везение, конечно, социальная политика СССР, которая привела нас к культурно-образовательному возрождению. Об этом говорит и демография: по переписи 1924 года нас было примерно 500 тысяч душ, а в 1959 году – уже миллион человек, спустя 20 лет – два миллиона, а к 2000 году мы приблизились к четырехмиллионному рубежу. То есть в этом столетии мы сохранились как народ, возродились культурно и социально, и этот факт трудно было бы переоценить с исторической точки зрения.

Третье везение – это наше территориальное размежевание и образование Киргизской ССР среди 15 союзных республик. Скитавшиеся по горам, по альпийским лугам, по зимовьям и летовкам киргизы-скотоводы, которые обретались по всей Центральной Азии, наконец определились территориально по границам своего постоянного обитания. Советское колхозно-совхозное движение, индустриализация страны крепко привязали бывших кочевников к конкретному месту жительства. Тем самым было покончено с их тысячелетним кочевничеством. Так началась новая эпоха – эпоха великого цивилизационного преображения, нового социального обустройства, глубокой переделки человеческого материала, как говорили бы идеологи советской социальной модернизации.

Четвертое везение судьбы в XX веке – это, разумеется, наша независимость, которая была достигнута не войной и не кровью, а принесена в страну как бы в клюве голубя из Москвы.

Наконец, пятое везение – это, конечно, явление Айтматова. В его судьбе, как в зеркале, отразился целый век – наш киргизский век, – его драмы и трагедии, его подъемы и падения. Он как писатель, как гражданин и личность стал для Кыргызстана ярким и самым объемным выражением его всестороннего возрождения, его социально-культурного ренессанса.

Он родился в 1928-м, спустя одиннадцать лет после революции, и рос типичным советским мальчиком. А его отец, Торекул Айтматов, убежденный коммунист, видный партийный вожак 20–30-х годов, оказался на самом переднем крае политики большевиков, как учитель Дюйшен («Первый учитель») в киргизской глубинке, похожей, по описанию Айтматова, на Тмутаракань. Потом отец, один из партийных руководителей Киргизии, был расстрелян Сталиным по обвинению в национализме. Отрочество и юность Чингиза были искромсаны «Большим террором» и Великой войной. Во многом вследствие таких испытаний у него наступило раннее духовное созревание, он рано стал узнавать глубинные проявления человеческой природы. Он восторгался величием духа самых простых людей в самое трудное время и одновременно испытал глубокое разочарование в жестокой силе власти, разрушившей его детство и укравшей его юность. В юные годы он очаровался и красотой народного слова, мощью духа и удивительной художественной архитектоникой «Манаса». Именно тогда произошло его приобщение к русскому языку, а несколько позже – вхождение в литературу.

Печальная политическая судьба Торекула Айтматова, действительно много обсуждавшего и говорившего о национальном самоопределении с отдельными своими единомышленниками и расстрелянного за это в 1938 году как враг народа, оставила очень глубокий трагический след в истории этой легендарной семьи, в личной и творческой биографии Чингиза Торекуловича. По свидетельствам, отец писателя принадлежал к числу тех первых руководителей советской Киргизии, которые в глубине души все-таки мечтали о независимом Туркестане, разговоры о котором – пусть и келейно, в разных кругах тогдашней киргизской и казахской элиты, воспринявших идею Алаш Ордо и Турана (киргизско-казахского союза), – велись особенно активно в начале 20-х годов. Это, конечно, отдельная тема, о которой нужно и должно говорить подробнее. Но во всем этом оказался «виноват» Ленин, который, как свидетельствует американский историк Луис Фишер, считал, что если какие-то окраинные народы захотят отделиться от Советской России, то не следует им сильно препятствовать. Просто, по словам Фишера, большевистский вождь справедливо полагал, выводя знаменитую формулу о праве наций на самоопределение, что эти слаборазвитые, а то и вообще экономически беспомощные народы при всем желании не смогут просуществовать без России.

Однако он все-таки не угадал истинное желание местных национальных элит. Эту мысль сразу же подхватили некоторые закавказские политические круги. За нее ухватились и отдельные среднеазиатские деятели и почти открыто начали создавать некие объединения и подспудно вынашивать политические планы, не заметив при этом и не придав должного внимания тому, что Сталин, занявший место Ленина, придерживается уже совершенно противоположного взгляда. А Сталин, объявляя себя на словах «верным ленинцем», сразу же взялся за максимальную централизацию власти, начал строить свой тоталитарный монолит. И всех тех, которые только замышляли о самостоятельном пути, выявлял до единого и в конце концов ликвидировал как злостных врагов народа. В том числе и Торекула Айтматова.

Об этой печальной полосе своей жизни Чингиз Айтматов не забывал никогда. Грустные, а то и зловещие отзвуки молодых дет писателя присутствовали в его книгах, в его мировосприятии как в романтические годы хрущевской «оттепели» (период «Повестей гор и степей» рубежа 50–60-х годов), так и в эпоху его всемирно известных экзистенциалистских поисков конца века. Это была такая отметина судьбы. Это был такой тяжелый крест, причем совершенно незаслуженный, а потому крайне болезненный и чрезвычайно обидный. Чингиз этот крест – сын врага народа – был вынужден нести в детстве, затем в годы учебы и очень долгое время после. Так было до первой и немыслимо громкой писательской славы, которая буквально обрушилась на его голову в конце 50-х – начале 60-х, когда в Москве публиковались его первые культовые повести. Так сформировалась его личность, его вера в идеалы советского строя – и одновременно разочарование в них, даже ненависть к ним. Отсюда и его многолетнее танго с советской империей, его выраженная идейно-эстетическая амбивалентность, близкая к раздвоению. И искушение политикой. Несмотря на горький урок семьи, особенно отца, его всегда тянуло к политике – как Достоевского к карточной игре, и это так мешало его литературному поприщу. Красивые девушки с vce-damochki.ru . Сэкономим ваше время

Распад Советского Союза в 1991 году застал его врасплох, и он долго не знал, как быть и что делать в складывавшейся ситуации. И став дипломатом, он мудро решил держаться подальше от мест, где большая история месила только одной ей ведомое тесто. Его творческое дело надолго застопорилось, он потерял огромную читательскую аудиторию фанатичных почитателей. Размывался его творческий масштаб. Расплывался голос, который раньше идеально соответствовал масштабу огромной империи, занимавшей одну шестую часть суши со ста восьмьюдесятью народами и пятнадцатью республиками. В которых, кстати, добросовестно корпели целые роты, если не дивизии, критиков и литературоведов, которые умножали его славу, до мелочей разъясняли его тексты.

Очень редко бывает, чтобы писатель одновременно являлся органическим продуктом своего времени и своей культуры, пропускал через себя все перипетии развития общества и в то же время оставался в роли пушкинского пророка, в роли самого строгого судьи, а также свидетеля и оппонента. Если поискать среди самых крупных советских писателей XX столетия, чей жизненный путь и личная биография так близко совпали бы и отразили бы все трагические перегибы той эпохи, то лучшего примера, чем Айтматов, трудно было бы найти. Да, был Александр Солженицын, но он никогда не сочувствовал советской системе и при первой же возможности вызвал на дуэль огромную коммунистическую державу. Были Борис Пастернак и Анна Ахматова, но они тоже почти никогда не были слишком дружны и согласны с советской политической системой – червь сомнения их мучил с самого начала.