Печать


Русский мир: цивилизация многих народов
А. Неклесса

Источник: альманах «Развитие и экономика», №2, март 2012, стр. 10

А.И. Неклесса – председатель Комиссии по социальным и культурным проблемам глобализации, член бюро Научного совета «История мировой культуры» при Президиуме РАН, заместитель генерального директора Института экономических стратегий, директор Центра геоэкономических исследований Института Африки РАН

Сот­ни лет мы шли навстре­чу вь­ю­гам.
С юга вдаль – на се­ве­ро-вос­ток.

Мак­си­ми­ли­ан Во­ло­шин

 

Пред­ла­га­е­мые раз­мыш­ле­ния – взгляд на хол­мис­тый пей­заж Ру­си-Рос­сии, на ее ге­не­зис и подс­пуд­ную тек­то­ни­ку, имея в ви­ду оп­ре­де­ле­ние иден­тич­нос­ти и ци­ви­ли­за­ци­он­ной стра­те­гии стра­ны с су­ще­ст­вен­но из­ме­нив­шим­ся ге­о­по­ли­ти­чес­ким, ге­о­э­ко­но­ми­чес­ким и ге­о­куль­тур­ным со­дер­жа­ни­ем, но вмес­те с тем – су­бой­ку­ме­ны, чьи кор­ни име­ют бо­лее чем ты­ся­че­лет­нюю ис­то­рию.

Ис­точ­ни­ком стра­та­гем мне ви­дит­ся кон­цепт Рус­ско­го ми­ра, про­чи­тан­ный и пе­ре­ос­мыс­лен­ный при­ме­ни­тель­но к си­ту­а­ции XXI ве­ка. У про­дук­та по­доб­ной ло­ги­ки воз­мож­ны нес­коль­ко фор­ма­тов, ре­а­ли­за­ция ко­то­рых на­хо­дит­ся в пря­мой за­ви­си­мос­ти от ин­тел­лек­ту­аль­но­го и по­ли­ти­чес­ко­го ма­стер­ства эли­ты, а так­же – пас­си­о­нар­нос­ти на­ро­да. Кро­ме то­го про­цесс ге­о­куль­тур­но­го констру­и­ро­ва­ния сам по се­бе спо­со­бен при­дать им­пульс об­нов­ле­ния за счет про­яс­не­ния па­мя­ти, ос­мыс­ле­ния ис­то­ков. Но глав­ное, за счет пе­ре­но­са ак­цен­та в гря­ду­щее, то есть спи­са­ния ис­то­ри­чес­ких дол­гов и опоз­на­ния скры­тых ак­ти­вов.

В скла­ды­ва­ю­щей­ся на пла­не­те си­ту­а­ции кри­ти­чес­ки важ­но отыс­кать спо­соб еди­не­ния об­шир­ных прост­ранств, ум­ным об­ра­зом со­че­тая их со­ци­аль­ное и куль­тур­ное раз­но­об­ра­зие.

 

Что есть Рос­сия?

Пра­во на дос­той­ное бу­ду­щее стра­ны обес­пе­чи­ва­ет­ся не толь­ко кон­ку­рен­тос­по­соб­ностью эко­но­ми­ки или бо­ес­по­соб­ностью во­ору­жен­ных сил. Ско­рее, эти ка­че­ст­ва – про­из­вод­ное от ста­ту­са об­ще­ст­ва, ка­либ­ра пра­вя­ще­го клас­са, его ин­тел­лек­ту­аль­но­го и власт­но­го мас­те­р­ства. Ибо про­дук­ция, соз­да­ва­е­мая эли­той, ес­ли мож­но так вы­ра­зить­ся, пос­тин­ду­ст­ри­аль­но­го свой­ства: она – не­ма­те­ри­аль­ный, твор­чес­кий ге­ном, со­ци­аль­ная энер­ге­ти­ка, пос­ре­д­ством ко­то­рой выст­ра­и­ва­ет­ся на­ци­о­наль­ный ор­га­низм с со­от­ве­т­ству­ю­щи­ми дос­то­и­н­ства­ми и не­дос­тат­ка­ми.

Дру­гой фер­мент, оп­ре­де­ля­ю­щий по­ло­же­ние стра­ны – эн­ту­зи­азм и са­мо­ощу­ще­ние на­ро­да, соп­ря­же­ние ис­то­ри­чес­кой иден­тич­нос­ти с то­ка­ми но­виз­ны.

Ин­тел­лек­ту­аль­ный и куль­тур­ный ста­тус на­ции, ее ми­ро­ст­ро­и­тель­ный го­ри­зонт, спо­соб­ность к транс­цен­ден­ции обс­то­я­тельств, пре­о­до­ле­нию не­у­ря­диц – долг и доб­ро­де­тель не толь­ко пра­ви­те­лей, но и граж­дан. Ка­че­ст­во эли­ты, в ко­неч­ном сче­те, есть про­из­вод­ное от са­мо­соз­на­ния и ак­тив­нос­ти на­ро­да: это про­е­ци­ру­е­мый в ок­ру­жа­ю­щий мир и бу­ду­щее об­раз стра­ны.


 

Рос­сия се­год­ня эко­но­ми­чес­ки ис­поль­зу­ет­ся ок­ру­жа­ю­щим ми­ром, од­на­ко куль­тур­но им от­тор­га­ет­ся. Предъ­яв­ле­ние преж­де се­бе са­мой, но так­же urbi et orbi сов­ре­мен­но­го проч­те­ния за­га­доч­ной рус­ской ду­ши, ее цен­нос­тей, иде­а­лов, ми­ро­по­ла­га­ния – за­да­ча, с оче­вид­ностью вост­ре­бо­ван­ная вре­ме­нем.

Что же есть Рос­сия? Действи­тель­но, слож­ный воп­рос, на ко­то­рый вряд ли мож­но дать од­ноз­нач­ный от­вет. Ис­то­ри­чес­кий опыт сви­де­тель­ству­ет об ипос­та­сях и вер­си­ях Ру­си, Рос­сии, о со­су­ще­ст­во­ва­нии раз­ных рус­ских стран.

Исторический опыт свидетельствует об ипостасях и версиях Руси, России,
о сосуществовании разных русских стран. Причем не только в диахронном русле,
считая от мозаики Киевской Руси, Ордынского улуса (Тартарии на европейских
картах даже сравнительно позднего времени), Московского царства, Российской
империи до России-СССР и нынешней России-РФ.

При­чем не толь­ко в ди­ах­рон­ном рус­ле, счи­тая от мо­за­и­ки Ки­евс­кой Ру­си, Ор­ды­нс­ко­го улу­са (Тар­та­рии на ев­ро­пейс­ких кар­тах да­же срав­ни­тель­но позд­не­го вре­ме­ни), Мос­ко­вс­ко­го царства, Рос­сийс­кой им­пе­рии до Рос­сии-СССР и ны­неш­ней Рос­сии-РФ. Но так­же в прост­ра­н­ствен­ном проч­те­нии те­мы: се­ве­ро-вос­точ­ной Мос­ко­вии, об­шир­ной се­ве­ро-за­пад­ной Нов­го­ро­дс­кой рес­пуб­ли­ки, юго-за­пад­но­ру­с­ско­го го­су­да­р­ства – Ве­ли­ко­го кня­же­ст­ва Ли­то­вс­ко­го, Рус­ско­го и Же­мой­тско­го, а впос­ле­д­ствии Ма­лой, Чер­вон­ной и Бе­лой Ру­си. Не го­во­ря уже о ле­ген­дар­ной юго-вос­точ­ной Тму­та­ра­ка­ни, дру­гих вос­точ­ных зем­лях и ази­а­тс­ких под­да­н­ствах. А вгля­ды­ва­ясь вглубь ве­ков, мож­но при­пом­нить от­ры­воч­ные, смут­ные све­де­ния о По­русье и Бо­ру­сии, Рус­тин­ге­не и бас­нос­лов­ном ост­ро­ве Бу­я­не/Ру­я­не, о мо­ре Рус­сов и Рос­ском ка­га­на­те. И за­од­но вспом­нить о раз­лич­ных ка­зац­ких – ре­ест­ро­вых, войс­ко­вых («пол­ко­вых»), се­че­вых, ко­ше­вых, кра­ин­ных, ли­то­вых-бе­ре­го­вых – мно­же­ст­вах и по­ли­ти­ях.

По­иск от­ве­та на воп­рос о куль­тур­но-ис­то­ри­чес­кой конс­ти­ту­ции рос­сийс­ко­го ор­га­низ­ма – век за ве­ком об­ре­тав­ше­го собствен­ное ми­ро­по­ни­ма­ние, ори­ги­наль­ную фор­му­лу ми­ро­ст­ро­и­тель­ства и ко­лос­саль­ную, неп­рос­тую для ос­во­е­ния тер­ри­то­рию – от­час­ти на­по­ми­на­ет де­тек­тив­ное рас­сле­до­ва­ние, ког­да фик­си­ру­ют­ся не толь­ко внеш­ние обс­то­я­тель­ства, но и внут­рен­ние мо­ти­ва­ции пос­туп­ков. И в хо­де со­ци­аль­но-ис­то­ри­чес­ко­го про­цес­са, в при­су­т­ствии сво­е­го ро­да «при­сяж­ных за­се­да­те­лей» – на­ро­да, мож­но на­де­ять­ся проз­реть суть со­бы­тий.

 

Рус­ские стра­ны

Ког­да-то о «рус­ских стра­нах» пи­са­ли еще в сред­не­ве­ко­вой Ев­ро­пе. Прав­да, име­лись в ви­ду ско­рее все­го кня­же­ст­ва, тор­го­вые го­ро­да-рес­пуб­ли­ки и т.п. Ис­то­рик и пи­са­тель Ка­рам­зин в на­ча­ле XIX ве­ка по-сво­е­му аран­жи­ру­ет ме­ло­ди­ку рус­ских стран, подт­ве­рж­дая, од­на­ко же, при­су­т­ствие те­мы в об­ще­ст­вен­ном соз­на­нии: «Стоя на сей го­ре, ви­дишь на пра­вой сто­ро­не поч­ти всю Моск­ву <…> по жел­тым пес­кам, те­чет свет­лая ре­ка, вол­ну­е­мая лег­ки­ми вес­ла­ми ры­бачь­их ло­док или шу­мя­щая под ру­лем груз­ных стру­гов, ко­то­рые плы­вут от пло­до­нос­ней­ших стран Рос­сийс­кой им­пе­рии и на­де­ля­ют алч­ную Моск­ву хле­бом».

В дис­кус­си­ях пост­со­ве­тс­ко­го вре­ме­ни про­ис­хо­дит ре­а­би­ли­та­ция ис­то­ри­чес­кой па­мя­ти. При­о­тк­ры­ва­ет­ся за­бы­тое/зак­ры­тое рав­но в СССР и Рос­сийс­кой им­пе­рии ле­то­пи­са­ние о мно­же­ст­вен­нос­ти ро­до­на­чаль­ни­ков и нас­лед­ни­ков «всея Ру­си», о куль­тур­ной, со­ци­аль­ной и по­ли­ти­чес­кой по­ли­фо­нии Рус­ско­го ми­ра. Речь идет о мно­гоц­вет­ном спект­ре «рус­ской ра­ду­ги»: о Ру­те­нии (Ruthenia), Рус­те­нии, Тму­та­ра­ка­ни и Бе­лой Ве­же, о Ру­си Ма­лой и Ве­ли­кой, Бе­лой и Чер­ной, Чер­во­ной и По­лоц­кой. О прост­ра­н­ствах Се­ми­га­лии и Кра­и­ны, Га­ли­ции и Во­лы­ни, о За­кар­патье, Под­кар­па­тс­кой Ру­си и Бу­ко­ви­не, По­долье и Холм­щи­не, Гет­ман­щи­не и Сло­бо­жан­щи­не, Се­чи и Ко­ше, о По­лесье и За­лесье, о Ру­си Ниж­ней и По­мо­рс­кой, Се­ве­ро-За­пад­ной – Псковс­кой и Нов­го­ро­дс­кой. О пест­рой сме­си эт­но­сов и на­ро­дов.

По­во­дом для раз­мыш­ле­ний мо­жет слу­жить ге­не­зис Но­во­росcии (Но­вой Рос­сии), ма­ло­рос­сийс­ко­го по на­се­ле­нию раз­ноц­ве­тия ко­ло­ни­зи­ру­е­мых Ве­ли­ко­рос­си­ей зе­мель – Ма­ли­но­во­го Кли­на (Ку­ба­ни), Жел­то­го Кли­на (сред­­не­го и ниж­не­го По­волжья), Се­ро­го Кли­на (юга За­пад­ной Си­би­ри и Се­вер­но­го Ка­за­хс­та­на), Зе­ле­но­го Кли­на (За­бай­ка­ль­ско­го, При­морс­ко­го, Ха­ба­ровс­ко­го кра­ев, Амурс­кой и Са­ха­ли­нс­кой об­лас­тей). Или та­кие эк­зо­тич­ные за­мыс­лы, как Жел­то­рос­сия – нас­ле­дие за­бы­то­го про­ек­та ге­не­ра­ла Гро­де­ко­ва (и аль­тер­на­тив­но­го по так­ти­ке, но ана­ло­гич­но­го по стра­те­гии про­ек­та Вит­те). Не слиш­ком из­ве­ст­ное оп­ре­де­ле­ние «рус­ской Маньч­жу­рии» и от­час­ти Тур­кес­та­на в перс­пек­ти­ве мог­ло объ­ять прост­ра­н­ства внеш­ней Мон­го­лии, се­ве­ро-вос­точ­но­го Ка­за­хс­та­на, Юж­но­го Ура­ла. И, воз­мож­но, соп­ре­дель­ных степ­ных тер­ри­то­рий По­во­л­жско­го ле­во­бе­режья, Кал­мы­кии.

Буд­дийс­ко-ла­ма­и­с­тская эт­но­кон­фес­си­о­наль­ная мно­же­ст­вен­ность «рус­ских бу­рят», а да­лее в при­ле­гав­ших к По­волжью прос­то­рах «рус­ских кал­мы­ков» смы­ка­лась с эт­но­куль­тур­ным прост­ра­н­ством «рус­ских баш­кир» и «рус­ских та­тар», оп­ло­дот­во­рен­ном, в част­нос­ти, ис­хо­дя­щи­ми из Кры­ма иде­я­ми Ис­ма­и­ла Гасп­ри­нс­ко­го о «рус­ском ис­ла­ме».

При этом по­лу­ча­ли шанс на раз­ре­ше­ние проб­лем­ные си­ту­а­ции. По ме­ре прод­ви­же­ния го­су­да­р­ства на тер­ри­то­рии уда­лен­но­го и ма­ло­за­се­лен­но­го Даль­не­го Вос­то­ка рож­да­лись та­кие про­ек­ты, как «про­шив­ка» Рос­сии Транс­си­би­рс­кой ма­ги­ст­ралью. Или ге­о­по­ли­ти­чес­ки и ге­о­э­ко­но­ми­чес­ки мо­ти­ви­ро­ван­ное зак­реп­ле­ние (тех­ни­чес­кое и пра­во­вое) идеи КВЖД.

В сум­ме пунк­тир­но на­ме­чен­ная раз­ноц­вет­ная слож­ность («Цвет­ная Русь») мог­ла вы­стро­ить со­вер­шен­но иной кар­кас удер­жа­ния по­ли­фо­нич­но­го Рус­ско­го ми­ра на греб­не ис­то­ри­чес­кой вол­ны (или цу­на­ми) в фор­ма­те но­вой рус­ской ин­тег­рии или Со­об­ще­ст­ва рус­ских стран.



По мере продвижения государства на территории удаленного и малозаселенного
Дальнего Востока рождались такие проекты, как «прошивка» России Транссибирской
магистралью. Или геополитически и геоэкономически мотивированное закрепление
(техническое и правовое) идеи КВЖД.

Ци­ви­ли­за­ция мно­гих на­ро­дов

Вы­ра­жен­ным приз­на­ком рос­сийс­ко­го бы­тия яв­ля­ет­ся, по­жа­луй, его пог­ра­нич­ность, про­чер­чен­ная ли­ни­я­ми ста­рых и но­вых тран­сгра­нич­ных, меж­ци­ви­ли­за­ци­он­ных трак­тов. Тер­ри­то­рия Рос­сии пос­ле­до­ва­тель­но очер­чи­ва­лась в со­от­ве­т­ствии с ге­ог­ра­фи­ей «пу­теп­ро­во­дов» сво­е­го вре­ме­ни, пе­ре­рас­тая в прост­ра­н­ство рас­се­я­ния ее де­я­тель­но­го на­се­ле­ния, ко­то­рое про­яв­ля­ло се­бя как ди­на­мич­ное со­об­ще­ст­во во­ен­но-тор­го­вых кор­по­ра­ций.

Действи­тель­но, ру­бе­жи та­ко­го прост­ра­н­ства (тер­ри­то­ри­аль­но-де­я­тель­но­го комп­лек­са) об­рам­ле­ны пунк­ти­ра­ми зна­чи­мых тор­го­вых марш­ру­тов на­чи­ная со зна­ме­ни­то­го днеп­ро­вс­ко­го «из ва­ряг в гре­ки». Но так­же су­ще­ст­во­вал путь и «из ва­ряг в бул­га­ры» – волжский тракт, пе­ре­хо­дя­щий в до­ро­гу на Хва­лы­нс­кое (Кас­пийс­кое) мо­ре, «к пер­сам» («се­реб­ря­ный путь»). А под­час еще даль­ше – как след стра­н­ствий, ска­жем, Афа­на­сия Ни­ки­ти­на. Был и «особ­ли­вый ян­тар­ный путь», и тран­зит­ное «по­во­лочье», и ле­ген­дар­ная «тро­я­но­ва тро­па»…

Юж­ная гра­ни­ца Рос­сии – фак­ти­чес­ки ли­ния Ве­ли­ко­го шел­ко­во­го пу­ти. А вдоль Ле­до­ви­то­го оке­а­на, от­ме­чен­но­го фор­пос­том рус­ской ци­ви­ли­за­ции – морс­ким мо­нас­ты­рем Со­лов­ки, – про­хо­дил «со­бо­ли­ный тракт», ухо­див­ший за Урал, чуть ли не к во­дам дру­го­го оке­а­на – Ве­ли­ко­го.

Пре­о­до­лев гра­ни­цы Ев­ра­зии, рос­сийс­кая го­су­да­р­ствен­ность в сво­е­об­раз­ном об­ли­чии, на­по­ми­нав­шем ком­по­зи­цию Ост– и Вест-Индских ком­па­ний, выш­ла на прос­то­ры кон­ти­нен­та, рас­по­ло­жен­но­го по ту сто­ро­ну оке­а­на. А пи­о­не­рс­кие су­да уст­ре­ми­лись на юг, вплоть до бе­ре­гов тог­да не­ве­до­мой, но вско­ре отк­ры­той рус­ски­ми мо­ре­ход­ца­ми Ан­тарк­ти­ды. Ины­ми сло­ва­ми, в ка­кой-то мо­мент на­ме­тил­ся кон­тур да­же не ев­ра­зийс­кой, но уни­каль­ной тран­со­ке­а­ни­чес­кой стра­ны или, по сло­вам «рус­ско­го Ко­лум­ба» Гри­го­рия Ше­ли­хо­ва, «все­ле­нс­кой оке­а­ни­чес­кой дер­жа­вы».

Го­ри­зон­ты вос­точ­ной гра­ни­цы им­пе­рии пред­по­ла­га­ли аль­тер­на­тив­ный – оке­а­ни­чес­кий – век­тор раз­ви­тия, чу­див­ший­ся в те­не­тах, ка­за­лось бы, су­гу­бо кон­ти­нен­таль­ной дер­жав­нос­ти. Об­ра­зы, соз­дан­ные на ее «внут­рен­них» бе­ре­гах, на не­у­дер­жан­ных плац­дар­мах, оза­ря­ют­ся мыслью об иной – даль­не­вос­точ­ной – сто­ли­це и дру­гой судь­бе Рус­ско­го ми­ра. Но все это ос­та­лось не слиш­ком внят­ным ми­ра­жом, ис­то­ри­о­со­фс­ки не ос­мыс­лен­ным и по­ли­ти­чес­ки не ре­а­ли­зо­ван­ным рос­сийс­ким ме­гап­ро­ек­том. Меж­ду тем се­вер­ная часть Ве­ли­ко­го (Ти­хо­го) оке­а­на по­лу­чи­ла-та­ки на вре­мя дерз­но­вен­ное на­и­ме­но­ва­ние «Рус­ско­го мо­ря».

Век­тор Рос­сии как «стра­ны прост­ранств», «стра­ны пу­ти» был про­чер­чен так­же ее куль­тур­но-ис­то­ри­чес­кой мис­си­ей сви­де­тель­ства о Хрис­те на Вос­то­ке, ролью аль­тер­на­тив­но­го тран­сгра­ничья Боль­шой хрис­ти­а­нс­кой ци­ви­ли­за­ции. Прон­зив прост­ра­н­ства Ев­ра­зии, стра­на уст­ре­ми­лась бы­ло в транс­кон­ти­нен­таль­ную прос­тор­ность, смы­ка­ясь там с дви­же­ни­ем в про­ти­во­по­лож­ном нап­рав­ле­нии («по­со­лонь») за­пад­но­ев­ро­пейс­кой вет­ви этой же, то есть хрис­ти­а­нс­кой, ци­ви­ли­за­ции.

На про­тя­же­нии дли­тель­но­го пе­ри­о­да ми­ро­ст­ро­и­тель­ные умо­на­ст­ро­е­ния пи­та­ли Рос­сию, яв­ля­ясь дви­жу­щей си­лой как внут­рен­ней, так и внеш­ней экс­пан­сии. Пре­дель­ность и нап­ря­же­ние, на­ли­че­ст­во­вав­шие в ощу­ще­нии ме­та­ис­то­ри­чес­кой ро­ли, пре­доп­ре­де­ли­ли пре­тен­зии на уни­вер­саль­ную, дер­жав­ную, им­пе­рс­кую роль. И, в ко­неч­ном сче­те, на гло­баль­ное при­су­т­ствие. Сле­ду­ет, од­на­ко, ого­во­рить­ся: по­доб­ное са­мо­соз­на­ние на­ро­да и влас­ти, воз­ве­ли­чи­ва­ние стра­ны, уве­рен­ность в ис­пол­не­нии «со­вер­шен­но осо­бой во­ли про­ви­де­ния» пред­по­ла­га­ли воз­мож­ность не толь­ко зап­ре­дель­но­го взле­та, но и ужас­но­го низ­вер­же­ния.



Южная граница России – фактически линия Великого шелкового пути. А вдоль
Ледовитого океана, отмеченного форпостом русской цивилизации – морским
монастырем Соловки, – проходил «соболиный тракт», уходивший за Урал,
чуть ли не к водам другого океана – Великого.

Стра­на пу­ти

Раз­мыш­ляя над проб­ле­мой рос­сийс­кой иден­тич­нос­ти, са­мо­и­ден­ти­фи­ка­ции, мож­но конс­та­ти­ро­вать, что Рос­сия, в сущ­нос­ти, это стра­на пу­ти. Стра­н­ствия, до­ро­ги, ухо­дя­щие в пре­дель­ную даль пу­теп­ро­во­ды, дерз­но­вен­ность це­лей, об­шир­ность го­ри­зон­тов, ве­ли­че­ст­вен­ность ми­ра­жей – и про­мыс­лен­ных, и мни­мых – яв­ля­ют­ся для Рос­сии со­вер­шен­но осо­бы­ми ори­ен­ти­ра­ми де­я­тель­нос­ти. По­то­му, на­вер­ное, соп­ря­жен­ная с дан­ны­ми предс­тав­ле­ни­я­ми идея раз­ви­тия как пу­ти опоз­на­ет­ся в ка­че­ст­ве рус­ской идеи.

Рус­ско­му ха­рак­те­ру им­ма­не­нт­но при­су­ща внут­рен­не мо­ти­ви­ро­ван­ная тя­га к зап­ре­дель­нос­ти, уст­рем­лен­ность к экстре­маль­нос­ти, меч­те, фан­та­зии, дерз­но­ве­нию. Зем­ное же ее воп­ло­ще­ние яв­ля­лось в свою оче­редь до­ми­на­нт­ным сти­му­лом к ос­во­е­нию беск­рай­них прос­то­ров и стро­и­тель­ству спе­ци­фи­чес­кой го­су­да­р­ствен­нос­ти. В чем-то тут слы­шит­ся эхо аме­ри­ка­нс­кой идеи high frontier, «ве­ли­ко­го тре­ка», а за­од­но зву­чат обер­то­ны мон­гольс­ко­го, ко­чев­ни­чес­ко­го иде­а­ла пу­ти «к пос­лед­не­му мо­рю».

Про­рыв ис­ку­с­ствен­ной пла­цен­ты – соб­ра­ния офи­ци­оз­ных кон­цеп­тов, инс­ти­ту­а­ли­зи­ро­ван­ных «свер­ху», но не по­лу­чив­ших раз­ви­тия, ли­шен­ных об­ще­ст­вен­но­го приз­на­ния, од­на­ко же и се­год­ня восп­ри­ни­ма­е­мых в ка­че­ст­ве судь­бо­нос­ных идей, – пре­о­до­ле­ние по­доб­ных абер­ра­ций мог­ло бы про­яс­нить ис­то­ри­о­со­фс­кий го­ри­зонт, за­тя­ну­тый пе­ле­ной ил­лю­зор­ных ви­де­ний. В ка­че­ст­ве ана­ло­га, поз­во­ля­ю­ще­го от­час­ти по­чу­в­ство­вать вкус проб­ле­мы, мож­но пред­ло­жить за­да­чу по оп­ре­де­ле­нию, ска­жем, «на­ци­о­наль­ной идеи» Древ­ней Гре­ции. В по­доб­ном раз­го­во­ре мож­но бы­ло бы ус­лы­шать раз­лич­ные обос­но­ван­ные пост­ро­е­ния, свя­зан­ные с иде­я­ми де­мок­ра­тии, по­лис­ной куль­ту­ры, фи­ло­со­фии, подт­ве­рж­ден­ные убе­ди­тель­ны­ми те­зи­са­ми и яр­ки­ми афо­риз­ма­ми. Но к проб­ле­ме опоз­на­ния ге­не­раль­ной идеи древ­нег­ре­чес­ко­го строя, его ми­ро­по­ни­ма­ния и сти­лис­ти­ки ми­ро­ст­ро­и­тель­ства мож­но по­­дой­ти так­же с иной сто­ро­ны. Пос­ту­ли­ро­вав, ска­жем, что та­ко­вой бы­ла идея упо­ря­до­чен­нос­ти, фор­ма­ли­за­ции, пос­ле­до­ва­тель­ной, то­таль­ной ор­га­ни­за­ции мен­таль­ной/язы­­ко­вой сфе­ры – то есть про­мыш­ле­ния все­го и вся. И в этом под­хо­де был бы свой ре­зон. То же и с Рос­си­ей.

Рас­суж­дая о прост­ра­н­ствен­ных из­ме­ре­ни­ях стра­ны, мы по­рою за­бы­ва­ем, что ис­то­ри­чес­ки это бы­ло не толь­ко и не прос­то ев­ра­зийс­кое прост­ра­н­ство. Но ши­ре – уни­каль­ное транс­кон­ти­нен­таль­ное, мно­го­на­ци­о­наль­ное. А в пре­де­ле – и да­же па­ра­док­саль­ным об­ра­зом в сок­ро­вен­ном, ав­тар­кич­ном, «ост­ров­ном» за­мыс­ле – «ми­ро­вое» го­су­да­р­ство. (Вспом­ним очер­та­ния гер­ба скрыв­шей­ся в во­дах ис­то­рии Рос­сии-СССР.)

Рос­сия – ар­хи­пе­лаг раз­но­фор­мат­ных за­се­ле­ний безб­реж­но­го «су­хо­пут­но­го оке­а­на» Се­вер­ной Ев­ра­зии. Это по­то­ко­вая со­ци­аль­ность, разъ­е­ди­нен­ная об­шир­ней­ши­ми прост­ра­н­ства­ми, сим­би­оз раз­бой­ной воль­ни­цы и ма­ло в чем ог­ра­ни­чен­но­го про­из­во­ле­ния ад­ми­ни­ст­ра­ций.

Са­мо­раз­ви­тие об­ще­ст­ва сдер­жи­ва­лось «лос­кут­ным», экс­тен­сив­ным ха­рак­те­ром со­ци­аль­ных ком­му­ни­ка­ций, от­да­вая при­о­ри­тет «скор­лу­пе» цент­ра­ли­зо­ван­но­го ап­па­ра­та, что за­мет­ным об­ра­зом ска­за­лось на кон­фес­си­о­наль­ной, язы­ко­вой, ис­то­ри­ко-по­э­ти­чес­кой связ­нос­ти: сти­му­ли­руя со­ци­аль­ную инерт­ность и по­рож­дая сте­ре­о­ти­пы в об­ще­куль­тур­ных кли­ше. В ре­зуль­та­те про­ис­хо­дит дра­ма­тич­ное рас­щеп­ле­ние соз­на­ния на­ции: ди­на­мич­ная и со­дер­жа­тель­ная куль­тур­ная ини­ци­а­ти­ва с ка­ко­го-то мо­мен­та ос­но­ва­тель­но рас­хо­дит­ся с иде­о­ло­ги­чес­ки­ми и по­ли­ти­чес­ки­ми скре­па­ми го­су­да­р­ствен­но­го обуст­рой­ства. А за­тем ста­но­вит­ся конф­лик­то­ген­ной, кри­тич­ной, оп­по­зи­ци­он­ной, по от­но­ше­нию к фор­мам бы­тия туч­но­го Ле­ви­а­фа­на.




Савва Бродский. У значительного лица. 1978–1981

Од­на­ко то­таль­ность рос­сийс­кой влас­ти – не толь­ко прес­ло­ву­тые «об­ру­чи», сдер­жи­вав­шие цент­ро­беж­ные энер­гии тер­ри­то­ри­аль­но­го ги­ган­та. В сво­ей па­тер­на­ли­с­тской ипос­та­си это еще па­ра­док­саль­ный субс­ти­тут не­раз­ви­то­го граж­да­нс­ко­го об­ще­ст­ва в его до­мо­ст­ро­и­тель­ном ас­пек­те. В част­нос­ти, не толь­ко по­ли­тэ­ко­но­ми­чес­кая ре­аль­ность, но го­ри­зон­ты и со­дер­жа­ние куль­тур­ной по­ли­ти­ки здесь при­выч­но фор­ми­ру­ют­ся не об­ще­ст­вом, а го­су­да­р­ством.

Саморазвитие общества сдерживалось «лоскутным», экстенсивным характером
социальных коммуникаций, отдавая приоритет «скорлупе» централизованного
аппарата, что заметным образом сказалось на конфессиональной, языковой,
историко-поэтической связности: стимулируя социальную инертность и порождая
стереотипы в общекультурных клише.

Из-за по­доб­но­го ци­ви­ли­за­ци­он­но­го сво­е­об­ра­зия граж­да­нс­кий прог­ресс и гу­ма­ни­за­ция об­ще­ст­ва ос­та­ва­лись и ос­та­ют­ся глав­ной со­ци­о­куль­тур­ной за­да­чей Рос­сии. А так­же ее по­ли­ти­чес­ким им­пе­ра­ти­вом. Аль­тер­на­ти­ва – ис­то­ще­ние пас­си­о­нар­нос­ти ин­ди­ви­дов, де­валь­ва­ция рос­сийс­ко­го это­са и ар­ха­и­за­ция мен­таль­нос­ти на­ро­да, оби­та­ю­ще­го в обоз­на­чен­ных ис­то­ри­ей пре­де­лах, но уже в ра­ди­каль­но из­ме­нив­ших­ся обс­то­я­тель­ствах – под­виж­ном и тран­сгра­нич­ном ми­ре.

 

«Рус­ский Бог»

Рос­сийс­кая ци­ви­ли­за­ция не­сет в сво­ем ес­те­ст­ве ори­ги­наль­ные со­ци­о­куль­тур­ные ко­ды, при­чем глу­бин­но­го, фун­да­мен­таль­но­го свой­ства. В чем имен­но их при­ро­да? На ка­ком фун­да­мен­те воз­во­ди­лось Го­су­да­р­ство Рос­сийс­кое, восп­ри­няв­шее до­мо­ст­ро­и­тель­ный им­пульс от Вто­ро­го Ри­ма, но так­же впи­тав­шее в се­бя ор­ды­нс­кие куль­тур­ные и ад­ми­ни­ст­ра­тив­ные то­ки?

С нас­ле­ди­ем ви­зан­тийс­ким во­об­ще сло­жи­лась неп­рос­тая си­ту­а­ция. В об­ще­ст­ве до сих пор гос­по­д­ству­ет сте­ре­о­тип о пре­ем­ствен­нос­ти Ру­си и Ви­зан­тии, вы­ра­жен­ный, к при­ме­ру, в ле­ген­де о «шап­ке Мо­но­ма­ха» или в позд­них тол­ко­ва­ни­ях те­зи­са о Треть­ем Ри­ме. Связь, действи­тель­но, су­ще­ст­ву­ет, рав­но как нас­ле­дие и пре­ем­ствен­ность, толь­ко вот в ка­ком смыс­ле? Ес­ли об­ра­тить­ся к со­бы­ти­ям и до­ку­мен­там XV–XVI ве­ков, мы ви­дим: де­ло обс­то­я­ло под­час ед­ва ли не про­ти­во­по­лож­ным по от­но­ше­нию к позд­ним проч­те­ни­ям си­ту­а­ции об­ра­зом. И фор­му­ла Треть­е­го Ри­ма осоз­на­ва­лась тог­да, ско­рее, как оп­ро­вер­же­ние Ви­зан­тии, от­ря­са­ние ее пра­ха, не­же­ли как ощу­ще­ние кров­но­го родства и нас­ле­до­ва­ния.

Од­на­ко об­ре­те­ние пра­вос­лав­но­го апо­фа­ти­чес­ко­го бо­гос­ло­вия, раз­ви­ва­е­мо­го в Ви­зан­тии, поз­на­ние ми­ра уди­ви­тель­ных энер­гий, пос­ти­га­е­мых и пес­ту­е­мых в ос­нов­ном в иси­ха­с­тском кру­гу, а на рус­ских прос­то­рах – нес­тя­жа­те­ля­ми, за­во­л­жски­ми стар­ца­ми, ка­ким-то об­ра­зом – с из­ме­не­ни­я­ми, уга­са­ни­я­ми, про­ва­ла­ми вплоть до тра­ги­чес­ко­го над­ло­ма – бы­ло все же унас­ле­до­ва­но Рос­си­ей. И унас­ле­до­ва­но во мно­гом в сфе­ре прак­ти­ки, а не бо­гос­ло­вия. Бо­гос­ло­вия же как та­ко­во­го в Рос­сии, по­жа­луй, и не сло­жи­лось, а вот прак­ти­ка, «прак­ти­чес­кое бо­гос­ло­вие» сло­жи­лось.

Обретение православного апофатического богословия, развиваемого в Византии,
познание мира удивительных энергий, постигаемых и пестуемых в основном
в исихастском кругу, а на русских просторах – нестяжателями, заволжскими
старцами, каким-то образом – с изменениями, угасаниями, провалами вплоть
до трагического надлома – было все же унаследовано Россией.

В це­лом же Рус­ское царство, об­рет­шее собствен­ный фор­мат го­су­да­р­ствен­нос­ти, на­щу­пав стер­жень ори­ги­наль­ной куль­ту­ры и иде­о­ло­гии, ак­ку­му­ли­ро­вав при этом пре­тен­зии на ре­ко­н­струк­цию ми­ро­по­ряд­ка, на­по­ми­на­ло в то вре­мя сжа­тую пру­жи­ну. В те­че­ние весь­ма ко­рот­ко­го ис­то­ри­чес­ко­го сро­ка энер­гия пре­об­ра­зо­ва­ний ска­за­лась не толь­ко на раз­мер­нос­ти и ста­ту­се стра­ны, но и на са­мо­соз­на­нии на­ро­да. Она вве­ла в ми­ро­вой кон­текст де­я­тель­но­го пер­со­на­жа, ко­то­рый с тех пор при всех ис­то­ри­чес­ких пер­тур­ба­ци­ях вплоть до пос­лед­не­го вре­ме­ни не по­ки­дал ис­то­ри­чес­кую сце­ну.

Апо­фа­тич­ность, про­чи­тан­ная и восп­ри­ня­тая как осо­бый куль­тур­ный им­пульс, про­из­ве­ла ряд от­лич­ных от ис­точ­ни­ка и от за­пад­но­ев­ро­пейс­ких вер­сий хрис­ти­а­нс­кой куль­ту­ры про­из­вод­ных. Соз­вуч­ных, од­на­ко, пси­хо­ло­ги­чес­ко­му скла­ду рус­ских оча­ро­ван­ных стран­ни­ков-пер­воп­ро­ход­цев, куп­цов и мо­на­хов, раз­бой­ни­ков и во­е­вод, оби­тав­ших – вспом­ним об этом обс­то­я­тель­стве – на краю лишь час­тич­но поз­нан­ной зем­ли-ой­ку­ме­ны.


 

Рус­ским чуж­до чувство ме­ры – пов­сед­нев­ная «ис­чис­ля­е­мая» уме­рен­ность. Но по­доб­ная зап­ре­дель­ность и экстре­маль­ность пси­хеи име­ет не толь­ко внеш­ние про­яв­ле­ния. Она на­ме­ка­ет имен­но на тип на­ци­о­наль­ной иден­тич­нос­ти – им­ма­не­нт­ное ощу­ще­ние тра­нс­цен­ден­таль­но­го за­мыс­ла, на под­соз­на­тель­ную кар­тог­ра­фию и не­ли­ней­ную умствен­ную ге­о­мет­рию, ко­то­рые, в свою оче­редь, свя­за­ны с осо­бен­нос­тя­ми ми­ро­по­ни­ма­ния, са­мо­ощу­ще­ни­ем лич­ностью и на­ро­дом судь­бы как мис­сии, на­пол­нен­ной дерз­но­вен­ным со­дер­жа­ни­ем. Рус­ский за­кон – быть вы­ше за­ко­на. Что про­яв­ля­ет­ся и как ру­ти­на, и как доб­лесть, и как скот­ство.

Рус­ская фрон­тир­ность отв­ра­ща­ет ин­ди­ви­да и об­ще­ст­во от пла­но­мер­но­го ос­во­е­ния пов­сед­нев­нос­ти, уво­дя то в под­ви­ги, то в гре­зы, со все­ми при­су­щи­ми по­доб­но­му спо­со­бу бы­тия заб­луж­де­ни­я­ми, ошиб­ка­ми, про­ва­ла­ми, сан­ти­мен­та­ми. Все это от­зы­ва­лось в зем­ной ис­то­рии тяж­ки­ми, ка­та­ст­ро­фи­чес­ки­ми пот­ря­се­ни­я­ми. Но как Ио­на не смог от­ка­зать­ся от предъ­яв­лен­ной ему мис­сии, так и для от­ка­за от ис­то­ри­чес­ко­го про­мыс­ла, от собствен­ной иден­тич­нос­ти (меч­ты) тре­бу­ет­ся, ви­ди­мо, со­вер­шен­но осо­бое свер­ху­си­лие, не су­ля­щее, од­на­ко же, ни­че­го хо­ро­ше­го.

Есть меж­ду тем у рус­ской пси­хеи и бо­лее глу­бо­кий пласт – бе­зу­де­рж­ная уст­рем­лен­ность к иде­а­лу, пер­фек­ци­о­низм, зас­тав­ля­ю­щий раз­ру­шать и от­час­ти пре­зи­рать все зем­ное как не­со­вер­шен­ные ко­пии не­дос­ти­жи­мо­го пер­фек­та. Это осо­бое проч­те­ние твор­че­ст­ва – и как «прок­рус­то­ва ло­жа», и как ис­ку­с­ства сок­ру­ше­ния не­со­вер­шенств.

 

Борь­ба за бу­ду­щее

Рос­сия-РФ не мо­жет вер­нуть­ся ни в стра­ну под наз­ва­ни­ем Рос­сия-СССР, ни в ле­ген­дар­ную Рос­сийс­кую им­пе­рию. Но у нее сох­ра­ня­ет­ся шанс на де­я­тель­ное соп­ри­су­т­ствие в «до­ме мно­гих на­ро­дов», выст­ро­ен­ном по за­бы­тым, од­на­ко же до кон­ца не ут­ра­чен­ным ле­ка­лам Рус­ско­го ми­ра.

У об­шир­ных прост­ранств Рус­ско­го ми­ра, рас­ки­нув­ше­го­ся от бе­ре­гов од­но­го «Русь­ко­го мо­ря» до дру­го­го, быв­ше­го «Рус­ско­го мо­ря» – оке­а­ни­чес­ко­го, неп­рос­тые соц­ве­тия, мно­же­ст­вен­ность из­ме­ре­ний, слож­но­со­че­та­е­мые век­то­ры: вос­точ­но­ев­ро­пейс­кий и ев­ра­зийс­кий, «русь­кий» и рос­сийс­кий, сла­вя­нс­кий и по­во­л­жский, цент­раль­но­а­зи­а­тс­кий и кав­ка­зс­кий, хрис­ти­а­нс­кий и муль­ти­кон­фес­си­о­наль­ный, им­пе­рс­кий и пост­со­ве­тс­кий… В этом слож­ном хо­зяй­стве скру­че­ны жи­лы мно­гих, по­рой слиш­ком мно­гих проб­лем и про­ти­во­ре­чий, но ощу­ти­мо так­же то, что в сов­ре­мен­ном лек­си­ко­не оп­ре­де­ля­ет­ся как эмерд­же­нт­ность.

Здесь, кста­ти, мож­но уз­реть па­рал­лель с «ев­ро­пейс­кой су­мя­ти­цей» – сум­мой куль­тур­ных про­ти­во­ре­чий и раз­ноч­те­ний об­ра­за ЕС, нас­той­чи­во пре­о­до­ле­вав­ших­ся в про­цес­се его стро­и­тель­ства. В Рус­ском ми­ре те­ма зву­чит по­ли­фо­нич­ней, с дис­со­ни­ру­ю­щи­ми син­ко­па­ми. Но при всех слож­нос­тях это мог бы быть век­тор ум­но­го де­я­ния. Без га­ран­тий на ус­пех, од­на­ко, и не без шан­са дос­тичь оно­го, ес­ли иметь в ви­ду не воз­ве­де­ние ад­ми­ни­ст­ра­тив­но­го им­пе­рс­ко­го зда­ния, а со­зи­да­ние сис­те­мы от­но­ше­ний на ос­но­ве со­ци­о­куль­тур­ной гра­ви­та­ции и не­кой об­щей пси­хо­ло­ги­чес­кой до­ми­нан­ты, соп­ря­же­ние ко­то­рых осоз­на­ет­ся ско­рее при взгля­де «изв­не», не­же­ли «из­нут­ри» мно­го­ли­ко­го со­об­ще­ст­ва.

И ес­ли на дан­ном пу­ти уда­ет­ся об­рес­ти по­зи­тив­ный ре­зуль­тат, то выст­ра­и­ва­ет­ся не столь­ко Рус­ский Дом, сколь­ко вос­ста­ю­щий из ис­то­ри­чес­ко­го бес­па­мя­т­ства Рус­ский Град в безг­ра­нич­ной ме­та­ис­то­ри­чес­кой Ро­мее. Град, при­кос­нув­ший­ся к тем­ным вре­ме­нам, хо­чет­ся на­де­ять­ся, от­шат­нув­ший­ся от них – оби­тель мно­гих на­ро­дов, со­бор­ное «един­ство в мно­го­об­ра­зии».