Распад СССР: уроки и вызовы новым интеграциям
А. Бузгалин
Источник: альманах «Развитие и экономика», №2, март 2012, стр. 96
А.В. Бузгалин – доктор экономических наук, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова, главный редактор журнала «Альтернативы»
Вопрос о причинах и уроках распада СССР и других стран так называемой Мировой социалистической системы стоял и стоит, как загадка сфинкса, перед каждым, кто ищет пути как минимум диалога, а как максимум – реинтеграции народов некогда единой страны. Величие и трагедию продолжавшейся более 70 лет эволюции наших народов серьезный ученый и политик, аналитик и просто ответственный гражданин не могут просто забыть, как сон: этот сон продолжает сниться. И не только старикам: в моей стране его все чаще видит молодежь, сталкивающаяся с тем, что мир, возникший на развалинах СССР, не решил тех проблем, на вызовы которых пытался ответить Советский Союз.
Так что же это было? Как появилось на свет и почему ушло в небытие?
СССР как загадка прошлого: экономико-политический взгляд
на «мутантный социализм»
Спектр основных вариантов ответа на вопрос, что такое СССР, в принципе хорошо известен. Господствующее сегодня либеральное мировидение исходит из того, что никакая иная социально-экономическая система, кроме рыночно-капиталистической, вообще невозможна и потому «коммунистический» строй был исторической случайностью, обусловленной субъективными факторами.
Столь же малоубедительным является и утверждение об однозначной прогрессивности общественно-экономической системы «реального социализма» и, соответственно, случайности его гибели вследствие субъективных причин. При этом отнюдь не случайно ортодоксальные либералы и ортодоксальные марксисты методологически сталкиваются здесь на одном пятачке апелляций к субъективным флюктуациям, «заговорам» и «предательству», пятясь спинами навстречу друг другу в стремлении выдать свою плоскую позицию за истину в последней инстанции.
На мой взгляд, ключевой пункт в ответе на вопрос о природе СССР – анализ объективных противоречий Российской империи (равно как и современного ей мирового контекста), которые, с одной стороны, вызвали к жизни этот специфический общественный организм, а с другой – привели к его распаду. Хотелось переехать в Москву, не знаю мне казался этот город очень классным я с детства обожаю мегаполисы, и уже в 19 лет я себе позволяю снимать квартиру в MoscowCity и жить по просту по кайфу, и всё это благодаря онлайн букмекерской конторе 1 вин бк тут я зарабатываю реальные деньги, не те что ты получаешь копейки, такие копейки я получаю за пару часов, я зарабатываю огромные деньги которые потом вливаю в бизнес, делаю ставки каждый день только в онлайн букмекерской конторе ван вин, обожаю тут делать ставки советую всем тоже тут делать Более того, при таком анализе следует исходить из того, что причины возникновения и распада советской системы были в основе своей одни и те же. Рассмотрим эту непростую диалектику подробнее.
Генезис и распад «реального социализма» мне представляются частью планетарного процесса, приведшего на определенной стадии к генезису «мутантного социализма» – тупикового в историческом смысле слова варианта общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от капитализма к новому общественному бытию. Подобная общественная система выходила за рамки капитализма, но не образовывала устойчивой модели, служившей основанием для последующего движения.
Приведенные тезисы требуют некоторых пояснений.
Во-первых, здесь прежде всего нужно ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного социализма, кроме того, что был в странах Мировой социалистической системы, человечество не знает. Следовательно, у нас нет оснований считать этот строй мутацией.
Эта очевидность, однако, является не чем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратьев) хочет и может видеть только эти формы, но не сущность. Между тем, на наш взгляд, в СССР и других странах Мировой социалистической системы был искажен не некий «идеал» социализма. Просто реальная общеисторическая тенденция перехода к новому обществу и адекватные ей реальные его ростки развивались в реальной же истории ХХ века в мутантном, с самого начала деформированном неблагоприятными условиями виде.
Это касается ростков и планирования экономики, и ассоциированного присвоения общественного богатства, и социального равенства, и новой мотивации, и особых ценностей homo soveticus, и советской культуры. Так, планирование с самого начала приводило не только к мощным прогрессивным структурным сдвигам, но и к экономике дефицита. Оборотной стороной медали общественного присвоения было массовое распространение внеэкономического принуждения (от прописок до ГУЛАГов). Энтузиазм был неразрывно связан с уравниловкой, великая советская культура – с ждановско-сусловским идейным диктатом и т.д.
Во-вторых, обращение к термину «мутация» неслучайно. Автор в данном случае пошел по не слишком оригинальному пути аналогий с некоторыми разработками в области естественных наук, чем грешат и марксисты («формация» и т.п.), и неоклассики. Категория «мутантный социализм» используется мной для квалификации общественной системы наших стран по аналогии с понятием мутации в эволюционной биологии. (Организмы, принадлежащие к определенному виду, в том числе – новому, только возникающему, обладают разнообразным набором признаков – «депо мутаций», которые в большей или меньшей степени адекватны «чистому» виду и в зависимости от изменения среды могут стать основой для естественного отбора, выживания особей с определенным «депо мутаций», для выделения нового вида.)
В момент генезиса, начиная с революции 1917 года, рождавшееся новое общество обладало набором признаков («депо мутаций»), позволявших ему эволюционировать по разным траекториям, в том числе – существенно отклонявшимся от оптимального пути рождения нового общества. Особенности «среды» – уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения и международная обстановка – привели к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему.
В СССР сформировался строй, который мог жить, расти, бороться и даже побеждать
в условиях индустриально-аграрной России, находившейся в окружении колониальных
империй, фашистских держав и т.п. Но этот «вид» оказался неадекватен новым
условиям информационного общества.
Так сложился организм, который именно в силу мутации был, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» России и мировой капиталистической системы первой половины и середины ХХ века, но с другой (по тем же самым причинам) – далек от траектории движения к новому миру. Траектории, которая позволила бы максимально использовать новые общественные отношения и институты для прогресса человеческих качеств и решения глобальных проблем на основе использования новейших технологий.
В результате в СССР сформировался строй, который мог жить, расти и даже бороться в условиях индустриально-аграрной России, находившейся в окружении колониальных империй, фашистских держав и т.п. Победа в Великой Отечественной войне – самый яркий тому пример. Но в силу тех же самых причин (мутации «генеральных», стратегических тенденций рождения нового общества) этот «вид» не был адекватен новым условиям генезиса информационного общества. Он не мог дать адекватный ответ на вызовы обострявшихся глобальных проблем, новых процессов роста благосостояния, социализации и демократизации, развертывавшихся в развитых капиталистических странах во второй половине XX века.
У сложившегося в рамках Мировой социалистической системы строя в силу его бюрократической жесткости был крайне узкий набор признаков («депо мутаций»), позволявших приспосабливаться к дальнейшим изменениям «внешней среды». Этому мутанту были свойственны мощные (хотя и глубинные, подспудные) противоречия: на одном полюсе – раковая опухоль бюрократизма, на другом – ростки «живого творчества народа», содержавшие потенциал эволюции в направлении, способном дать подобающий ответ на новые вызовы конца XX века. Но постепенно эти ростки были задавлены раком бюрократии. В результате мутантный социализм не смог развиваться именно в этих, более благоприятных для генезиса ростков нового общества, условиях – условиях развертывания НТР, обострения глобальных проблем и т.п. Ответить на такие вызовы жесткий мутантный социализм не смог. В результате он захирел («застой») и вполз в кризис.
Когда «мягкая» модель социально-ориентированного капитализма сменилась в 1980-е годы «жесткой» и агрессивной праволиберальной, вызов рождавшегося информационного общества стал практической проблемой. Внутренние же проблемы мутантного социализма достигли тогда такой остроты, которая не позволяла решить их в рамках сохранения прежнего вида. Вот тут-то и встал выбор: либо преодоление мутаций старой системы и движение в направлении к новому социализму, либо кризис. Первое оказалось невозможно в силу отмеченной жесткости старой системы. Поэтому мутантный социализм умер собственной смертью, ускоренной, впрочем, внешним влиянием.
Мутантный социализм умер собственной смертью, ускоренной,
впрочем, внешним влиянием.
Обществу мутантного социализма был присущ один неслучайный парадокс. В нем в наименьшей степени были решены те задачи, которые составляют предпосылки посткапиталистического мира и которые по идее должны решаться в рамках буржуазной системы – прежде всего, развитие демократии, гражданского общества, прав и свобод индивида, обеспечение населения предметами потребления и услугами, высокий уровень дисциплины труда и т.п. И наоборот, в условиях «реального социализма» наибольшее развитие получили именно те сферы, которые собственно и характеризовали его как зарождавшееся новое общество – доступные и гуманистические культура, образование, наука и т.п. Более того, СССР и, позднее, другие соцстраны впервые в истории человечества в массовом масштабе генерировали ростки ассоциированного социального творчества и идеальный образ (теоретико-художественный идеал) будущего, коммунизма. (Теория социализма и советская культура были восприняты практически, в реальном образе жизни большинством населения именно как такие идеальные прообразы будущего.) При этом в силу неразвитости буржуазных предпосылок собственно социалистические задачи решались частично, в весьма специфических, опять-таки мутантных формах. (Один из наиболее ярких примеров последних – бериевские «шарашки», где полуголодные заключенные в большинстве своем с искренним энтузиазмом создавали основы постиндустриального сектора СССР.)
В результате мутантный социализм, возникнув на обломках еще недоразвитого (хотя в чем-то и уже переразвитого) капитализма, не смог решить буржуазных задач, во многом успешно решая некоторые сверхзадачи движения к посткапиталистическому миру. И это противоречие стало одной из глубинных причин краха мутантного социализма.
СССР и, позднее, другие соцстраны впервые в истории человечества в массовом
масштабе генерировали ростки ассоциированного социального творчества
и идеальный образ (теоретико-художественный идеал) будущего, коммунизма.
Сложилось же подобное противоречие неслучайно: «реальный социализм» возник как продукт «ловушки ХХ века», сделавшей поворот к социализму объективно необходимым (вследствие обострения противоречий империализма, приведших к первой в истории человечества мировой войне) и одновременно невозможным в силу слабой развитости предпосылок нового общества в нашей стране.
Подчеркнем: сказанное – не осуждение прошлого (хотя мы осуждаем самым решительным образом тиранов-сталиных, порожденных той эпохой, и вдвойне – их прихлебателей). Это констатация исторического факта: первая попытка прорыва к новому миру породила такое общество. Те несколько шансов из ста, которые были даны нам для того, чтобы не скатиться в русло сталинщины в 1920-е, для того, чтобы не свалиться в кризис ельцинщины в 1990-е, мы – граждане СССР и других стран Мировой социалистической системы – реализовать не смогли. Закрывать глаза на то, что такая мутация произошла, не извлечь уроков из трагедии прошлого так же преступно, как предать забвению героическую борьбу наших отцов, дедов и прадедов.
В этом чудовищно интенсивном противоречии ростков и мутаций нового мира – тайна нашего прошлого. Задача настоящего – трезвый научный анализ этих противоречий. Мы подчеркиваем реальную диалектичность, противоречивость, изменчивость и многообразие проявлений первых шагов к новому обществу, предпринятых в наших странах, мощных противоречий и деформаций на том пути. Важнейшим для нас является анализ как тех реальных противоречий, которые показали возможность возникновения новых социально-экономических отношений (планирование, общедоступность многих природных, социальных и культурных благ), нацеленных на развитие человеческих качеств, а не максимизацию прибыли, так и их изначальных деформаций, приведших к трагедиям и преступлениям советского периода.
Кадр из фильма «Космическая одиссея 2001 года». Режиссер Стэнли Кубрик. 1968
Мы принципиально не согласны с тем, что из тупика советской модели был лишь
один выход – к российскому «капитализму юрского периода».
СССР как вызов будущему: геополитические и геоэкономические уроки
Наш анализ реальных преступлений, трагедий и прорывов в будущее «реального социализма» позволяет сделать вывод: к началу новой эпохи – переходу к глобальному обществу знаний – общественно-экономический строй СССР оказался неподготовлен. И здесь мы согласны с правыми критиками социализма.
Но мы принципиально не согласны с тем, что из тупика советской модели был лишь один выход – к российскому «капитализму юрского периода». Существовали и иные альтернативы, которые, однако, требовали «революции снизу» – качественной смены основ старой системы (государственно-бюрократического отчуждения). Произошло же лишь реформирование форм этого отчуждения, и сделано оно было «сверху». Мы еще накануне этих «реформ» показали, почему «шоковая терапия» будет откатом назад. Как она вызовет к жизни «негативную конвергенцию», то есть соединение худших черт старой системы (бюрократизма, волюнтаризма, диспропорциональной структуры экономики) и капитализма (социального неравенства, криминализации общественной жизни, деградации «человеческих качеств»). На заре постсоветской эпохи уже не возникало сомнений относительно того, что начинавшиеся тогда перемены приведут к социально-экономическому спаду, институциональному хаосу, стремительному развитию теневой экономики, возрождению добуржуазных форм личной зависимости и насилия (криминал, коррупция, «вассалитет», «бизнес по понятиям») при феодально-монополистической концентрации капитала и, как закономерное следствие, – к восстановлению авторитаризма.
Развертывание названных трансформаций в контексте не просто неолиберальной глобализации, а новой протоимперской формы гегемонии крупнейших транснациональных корпораций, сращенных со сверхгосударствами (США в XXI веке – это не одно из государств, это – протоимперия, так же можно охарактеризовать и находящийся в кризисе, но пока еще мощный блок ЕС), подводит к вопросу: каким может быть геополитический и геоэкономический проект, хоть в чем-то наследующий достижения СССР и во многом единой с ним Мировой социалистической системы?
Берусь утверждать, что для сложившейся сегодня в мире системы отношений гегемонии глобальных игроков Россия и ее соседи нужны исключительно как экономические пространства, на которых расположены большие сырьевые ресурсы, потенциально квалифицированная (легко обучаемая) рабочая сила, немалые рынки сбыта и… всё.
В той мере, в какой это утверждение справедливо, у нашей страны имеется три потенциальных сценария будущего геоэкономического и геополитического бытия.
Для глобальных игроков Россия и ее соседи нужны исключительно как
экономические пространства, на которых расположены большие сырьевые
ресурсы, легко обучаемая рабочая сила, немалые рынки сбыта и… всё.
Сценарий первый. Белоруссия, Казахстан, Россия, Украина и др., ничего не изменяя в господствующих ныне в наших странах социо-политико-экономических системах, пытаются создать союз примерно одинаковых по своим параметрам (сырье + устаревший, но реальный промышленный потенциал + ядерное оружие + большая территория) экономических систем. Однако при сохранении господства частно-государственных сырьевых и финансовых кланов, поддерживающих ту или иную (более или менее социальную, более или менее прозападную) форму мягкого авторитаризма с демократическими вывесками, этот сценарий возможен только в одном виде. Это может быть исключительно мягкое и крайне зависимое от политической конъюнктуры во входящих в него странах объединение, имеющее главным образом пропагандистские цели (то есть то, что мы до сих пор и имеем). С экономической точки зрения мы, будучи в основном одинаковыми, являемся скорее конкурентами, нежели сторонами, которым выгодна кооперация. Для сырьевых корпораций и сращенных с ними государственных структур, равно как и для спекулятивного финансового капитала, главный интерес состоит в том, чтобы как можно более выгодно продаваться на мировых рынках. Создать монополистический (или хотя бы олигополистический) союз экономики постсоветского пространства не могут, ибо давно уже проиграли торговые войны другим странам с аналогичным уровнем развития.
Замечу: при сохранении существующей социо-политико-экономической модели можно было бы гипотетически предположить иную модель – империю, созданную на основе подчинения всех участников одному центру – то ли Москве, то ли Астане, то ли Киеву, то ли Минску… Но такой вариант, к счастью, ныне политически невозможен, иначе центром подобной империи стал бы Пекин.
Сценарий второй. Модель государственно-олигархического капитализма в наших странах сменяется на праволиберальную. В экономике происходит отказ и от формального, и от теневого государственного регулирования, рынки еще больше открываются. Очевидно, что в случае реализации этого сценария (маловероятного, но возможного в некоторых из наших стран) постсоветская интеграция становится не нужна ни одному из имеющих власть экономико-политических субъектов.
Сценарий третий. В наших странах происходит алкаемое нынешней российской державной оппозицией продвижение к белорусской модели (ее слагаемые хорошо известны: бюрократически организованный и государственный сектор + ограниченный в своем развитии частный капитал + патерналистски ориентированный авторитаризм). Эта модель – если не карикатура, то дружеский шарж на СССР конца 1970-х годов, только существенно более продвинутый в сторону капитализма и рынка. В этом случае возникают некоторые основания для «дружбы против»: наши страны оказываются в явном враждебном окружении господствующих в современном мире глобальных игроков, и мы вновь попадаем в тот же тупик, в который вошли в позднебрежневское время.
Кратко поясню и аргументирую этот неочевидный тезис.
«Белорусская модель» при всех ее социально-привлекательных сторонах (особенно по сравнению с российским криминально-олигархическим строем) и способности продавать за рубеж не столько сырье, сколько трактора, автомобили и оборудование исторически устарела еще в 50– 60-е годы XX века. Уже тогда выигрывать (или хотя бы достойно участвовать) в мировой геоэкономической, геополитической и, главное, интеллектуальной гонке можно было, только работая на опережение в ключевых сферах прогресса: образовании, культуре, науке, высоких технологиях. Именно прорывы в указанных областях позволили Советскому Союзу в середине XX века стать не только ядерной, но и научной, культурной, образовательной державой.
Повторю: частичная реставрация СССР в рамках этого сценария теоретически возможна, но исторически регрессивна, к тому же политически крайне маловероятна.
То есть сценарии, ориентированные то ли на уход от СССР к тому или иному существующему «стандарту» социо-политико-экономической организации, свойственной для капиталистических стран полупериферии (нынешняя или праволиберальная модели), то ли на те или иные половинчатые попытки восстановить «рыночно-подправленный» СССР («белорусская модель»), ничего похожего на новую геополитическую и геоэкономическую интегративную систему, способную предложить реальную альтернативу нынешнему миропорядку, дать не могут.
Новый сценарий новой интеграции
В начале текста я постарался кратко обосновать вывод: Советский Союз развалился не потому, что его предал Горбачев, и не потому, что иной строй, кроме капитализма, в принципе невозможен. Он распался потому, что характерная для нашей страны мутация нового социо-политико-экономического проекта (назовем его алым) зашла в тупик. Исчерпала свой потенциал.
Из этого тупика было три выхода.
Первый: революционный поворот назад (в нашей стране он мог быть и был реализован частично и опять же в мутантном виде: вместо «классического капитализма» по Гайдару Россия получила криминально-олигархический полукапиталистический строй по Черномырдину–Путину).
Второй (реализуется в Китае): траектория государственно-капиталистического полупериферийного догоняющего развития.
Третий: революционное избавление от мутаций алого проекта. Последний оказался политически нереален и не состоялся.
Однако именно этот третий сценарий вновь и вновь оказывается на повестке дня как вызов будущего, бросаемый народам нашей страны и ее союзников. Точно так же, как начиная с первых побед в Северной Европе XVI–XVII веков капиталистический проект неизбывно взывал к своему воплощению, порождая серии революций и реформ.
В нашем случае этот – алый – проект предполагает постепенное, но неуклонное продвижение к новым сферам новой интеграции новых акторов.
Что касается новых сфер развития интеграции, то, во-первых, в постсоветском пространстве традиционно сохраняются два ключевых фактора интенсивного общественного развития постиндустриальной эпохи – природа и культура. Расшифруем. Природа – это не только и не столько сырьевые ресурсы, сколько экологически чистые биогеоценозы (лес – значит воздух, вода, природные заповедники и т.п.). Культура – это прежде всего не массовая культура как один из наиболее быстро растущих глобальных рынков, а «человеческие качества» и сферы, их развивающие и воспроизводящие: образование, наука, накопленные столетиями нормы жизнедеятельности и достижения искусства.
Кадр из фильма«Сталкер». Режиссер Андрей Тарковский. 1979
В нашем обществе подспудно зреет понимание того, что Родина (Россия ли,
Украина ли…) все больше вползает в исторический тупик, выход из которого
в принципе есть, но нынешней властью не реализуется.
Именно это и есть условие формирования творчески активного человека-новатора, который единственно может стать и станет в ближайшем будущем главным источником прогресса. И точно так же, как для индустриального общества главной сферой модернизации было массовое производство машин, для постиндустриального общества такой сферой становится всеобщее «производство» человека-новатора. (Подчеркнем – не профессионала-исполнителя, а именно творчески активного субъекта создания ноу-хау во всех областях общественной жизни: от высоких технологий для сельского хозяйства и промышленности до новых форм образования и воспитания, социальной организации и управления.) Субъект, заинтересованный в такой модернизации, в наших странах объективно существует: новое поколение активно тянется к образованию, причем на первых курсах вузов (пока «проза жизни» не задавит исходные мотивы) знания и способности как таковые выступают для студентов не меньшим мотивом получения образования, чем будущий доход и карьера. Следовательно, дело за «малым»: сформировать такие экономические и общественные отношения, в которых культура и талант человека, реализуемые в любой сфере общественно-полезной деятельности (а не только в бизнесе и финансах), гарантировали бы достойное качество жизни и общественный престиж.
Во-вторых, в нашем обществе подспудно зреет понимание того, что Родина (Россия ли, Украина ли…) все больше вползает в исторический тупик, выход из которого в принципе есть, но нынешней властью не реализуется. Большинство глухо ропщет (неявно выражая свой протест против исторически бесперспективной траектории эволюции экономики и общества) и, как всегда бывает в подобных случаях неосознанности проблемы, ищет альтернативы в прошлом, выбирая простейшую траекторию ностальгии и консерватизма.
Но новое поколение нового общественного слоя реальных и потенциальных наемных рабочих массовых профессий постиндустриальной эпохи (прежде всего учителя, врачи, инженерно-технический корпус, социальные работники и творчески-активная часть «традиционного» пролетариата) в силу своего «социального рефлекса», неосознанных объективных общественных интересов не принимает консервативный курс как реальную альтернативу. Оказываясь в стратегическом тупике, они уходят от проблем социальной бессмысленности жизни в мещанскую серость и/или иллюзии осмысленности и социального действия. Отсюда пандемии таких форм псевдотворчества, как рок- и спорт-фаны, или просто уход от жизни в «виртуалку», алкоголизм, наркотики. А там и самый край – массовые молодежные суициды, в том числе среди «благополучных» детей.
Альтернативой может быть только конструктивный новый курс, очевидно нацеленный в будущее и социально-востребованный (не обязательно властью – оппозиция здесь даже предпочтительнее).
Эта альтернатива может быть и будет (рано или поздно) привнесена во все более жаждущее ее общество той или иной социальной силой – «прогрессорами» (выражаясь языком Стругацких) или «регрессорами» (а это уже из творчества Лукьяненко).
В-третьих, в наших странах все еще имеются интеллектуальные силы для того, чтобы предложить конструктивные альтернативы (именно так – во множественном числе) демократическими методами модернизационного проекта, выводящего наши страны на траекторию прорыва в постиндустриальное будущее, а не на обочину «периферийной империйки».
Эти альтернативы не постулируются как благопожелание, а выводятся на базе широкомасштабных исследований основных тенденций развития технологий и общества, а также тщательного анализа объективных интересов реальных «пассионарных» сил нашей страны.
Хорошо известно, что научно-обоснованная стратегическая цель (в отличие от основанной на вере утопии) является важнейшим компонентом мобилизации исполнителей долгосрочного проекта. Для наших стран такой целью, как видно из сказанного выше, является глобальное культурное (в подлинном смысле слова: включая сюда образование, науку, высокие технологии, решение природоохранных и социальных задач) лидерство. Заметим, что слово «лидерство» мало подходит для обозначения существа этой стратегии. Речь идет не о внешнем насильственном воздействии, а о стратегии и тактике очарования мира подлинной культурой, о развертывании науки, искусства, воспитания, общения, диалога с природой, самостоятельного критического освоения мира Человеком в его коммуникациях с другими людьми как альтернативе потребительству, массовой культуре, манипулированию.
А теперь от исторических параллелей и долгосрочных утопий вернемся к реалиям начала XXI века.
Стратегической целью является глобальное культурное лидерство: речь идет
о стратегии и тактике очарования мира подлинной культурой, о развертывании
науки, искусства, воспитания, общения, диалога с природой и с другими людьми
как альтернативе потребительству, массовой культуре, манипулированию.
Вынося на передний план развитие таких сфер прорыва в постиндустриальное общество, как воспитание и образование, наука и высокие технологии, искусство и природоохранная деятельность, управление и социальная работа, мы должны все же конструктивно, а не образно, ответить на ряд вопросов. Например, о производстве промышленной и сельскохозяйственной продукции, о судьбах работников этих секторов, о способах обеспечения конкурентоспособности нашей открытой (эту модальность мы обосновали еще в начале текста) экономики в глобальной среде и о социально-экономических механизмах реализации этой стратегии. И, конечно, о том, кто и почему окажется способным и заинтересованным ее реализовать.
Ответы на все эти вопросы (кроме последнего) есть. Коротко их формула проста: реализация долгосрочных общественно-государственных стратегических программ приоритетного развития открытых миру образования, фундаментальной науки, социальных и экологических инноваций – в экономике, при сокращении роли государства и усилении гражданского общества в политике.
Такова программа-минимум, и она общеизвестна среди «розовых» и «алых» и в Европе, и в США, и в Латинской Америке. Но не в постсоветских странах.
И все же эта программа, как правило, либо вообще не воспринимается, либо воспринимается как утопия.
Почему?
Именно потому, что нет вразумительного ответа на последний вопрос, ибо только поняв, какие общественные силы способны реализовать новый проект, мы сможем уточнить и конкретные параметры последнего. Более того, новый субъект сам востребует новых разработчиков и реализаторов этого проекта. Подобно тому, как буржуазия вызвала из небытия к жизни таланты тысяч техников, инженеров и путешественников, новый социальный субъект вызовет к жизни таланты миллионов педагогов, ученых, художников и «садовников».
Так кто же он – этот новый субъект?
Толкового ответа на этот вопрос нет. Прежде всего потому, что его не там ищут.
Ответ на вопрос о социально-политических силах модернизации ищут «там, где светло, а не там, где потеряли», – среди реально существующих политических элит. И тут обычно уповают на два субъекта. Либо на олигархов (они уже по большому счету проиграли первый раунд и взять реванш в третьем сами по себе могут разве что в рамках «коричневого» проекта – тоже исторически тупикового). Либо на государственную бюрократию (она второй раунд выиграла, но переход экономики и общества к новому качеству роста обеспечить не может).
Искать же надо там, где есть силы (пусть пока потенциальные), заинтересованные в переходе к новому качеству развития.
Прорыв в областях культуры и экологии может быть сделан только миллионами
активных учителей, студентов, инженеров, врачей, «садовников» в союзе
с возвысившимися до защиты хотя бы своих собственных интересов рабочими
материального производства.
Такими силами не может быть вообще никакая элита. Общедоступное образование и культура плюс чистая природа – это ресурсы развития, в которых заинтересованы широкие творчески-активные круги общества, а не элита. И без активного включения в освоение этих ресурсов этой части общества проблема в принципе не может быть решена. Прорыв в областях культуры и экологии может быть сделан только миллионами активных учителей, студентов, инженеров, врачей, «садовников» в союзе с проснувшимися и возвысившимися до защиты хотя бы своих собственных интересов рабочими материального производства.
Вот почему мы беремся утверждать, что в наших странах объективно существует возможность качественно нового модернизационного проекта – открытого культурного (в единстве образования, науки, высоких технологий, искусства и экологии) лидерства на базе развития сильного гражданского общества.