Царство как ут­ро­ба Бо­го­ро­ди­цы и рус­ский Царь-Хрис­тос

{div width:385|float:left}{module 3_Martorana_Roger_II}{/div}Ви­зан­тизм не тер­пит по­доб­ных инос­ка­за­ний. Царство мо­жет быть толь­ко царством, оно не толь­ко ду­хов­но, но и впол­не конк­рет­но, ви­ди­мо, бук­валь­но. По­э­то­му пос­ле па­де­ния Конс­тан­ти­но­по­ля воз­ни­ка­ет идея Треть­е­го Ри­ма – Моск­вы как пря­мо­го про­дол­же­ния Римс­кой им­пе­рии. Оп­ро­вер­гая предс­ка­за­ние ка­то­ли­чес­ко­го мис­ти­ка Ни­ко­лая Ла­ти­ня­ни­на, предс­ка­зы­вав­ше­го но­вый все­мир­ный по­топ и ко­нец све­та в 1524 го­ду, инок пско­вс­ко­го Спа­со-Еле­а­за­ро­вс­ко­го мо­нас­ты­ря Фи­ло­фей и соз­дал кон­цеп­цию Треть­е­го Ри­ма, де­за­ву­и­ро­вав про­зе­ли­тс­кий ка­то­ли­чес­кий апо­ка­лип­тизм пра­вос­лав­ной эс­ха­то­ло­ги­чес­кой перс­пек­ти­вой, в ко­то­рой «царство на­ше­го го­су­да­ря» отож­де­с­твля­ет­ся с «Ро­мейс­ким царством», то есть пос­лед­ним хрис­ти­а­нс­ким царством – не­раз­ру­ши­мым, пос­коль­ку сам «Гос­подь в римс­кую власть на­пи­са­ся».

Эта мысль, вос­хо­дя­щая к Козь­ме Ин­ди­коп­ло­ву («яко се прь­вое на­пи­са­ние бысть при Ав­гус­те ке­са­ри, внег­да Хрис­тос ро­ди­ся и в Римьс­кую зем­лю и царь­ство съ­из­во­ли на­пи­са­ти­ся»), очень тон­ка и неп­ри­выч­на для сов­ре­мен­но­го «прос­ве­щен­но­го» соз­на­ния. Для сред­не­ве­ко­во­го же че­ло­ве­ка оче­вид­но, что, ес­ли Гос­подь Бог воп­ло­тил­ся в пре­де­лах Римс­кой дер­жа­вы и был вне­сен в спис­ки на­се­ле­ния во вре­мя пе­ре­пи­си, о чем со­об­ща­ет Еван­ге­лие от Лу­ки (Лк. 2: 1–3), то эта дер­жа­ва (власть, по­ни­ма­е­мая во всех смыс­лах, – как тер­ри­то­рия, вла­де­ние и как прав­ле­ние, гос­по­д­ство, мощь) веч­на и не­раз­ру­ши­ма. Ведь Бо­га нель­зя «вы­пи­сать» из кни­ги, в ко­то­рую Он уже раз сам «на­пи­сал­ся», бу­ду­чи впи­сан во власть римс­ко­го ке­са­ря. Бог пре­бу­дет те­перь в этой влас­ти во ве­ки ве­ков. Воз­но­сясь к прес­то­лу От­ца, он обе­ща­ет пос­лать Уте­ши­те­ля, Ду­ха ис­ти­ны, ко­то­рый Цер­ковью тра­ди­ци­он­но трак­ту­ет­ся как Дух Свя­той, что и поз­во­лит са­мой влас­ти стать удер­жи­ва­ю­щей, ведь имен­но в этой влас­ти от­ны­не бу­дет пре­бы­вать Дух Бо­жий. И са­ма власть, вмес­тив­шая в се­бя Бо­га, ста­но­вит­ся по­доб­на ма­те­ри­нс­кой ут­ро­бе, вы­но­сив­шей Хрис­та.

Византийская традиция практически с самого начала связывала понятие
об удерживающем с Римской империей и лично с фигурой императора.
Однако приблизительно с XII века схоластики начинают толковать
Римскую империю в духовном смысле, то есть относить пророчество
апостола Павла об удерживающем к Римско-католической церкви.

Мож­но пред­по­ло­жить, что этот пункт стал од­ним из пер­вых в даль­ней­шем рас­хож­де­нии Гре­чес­кой и Римс­кой церк­вей, пос­коль­ку пос­лед­ней им­пе­рс­кие смыс­лы хрис­ти­а­н­ства ос­та­ва­лись чуж­ды­ми. Здесь же и узел по­ле­ми­ки Фи­ло­фея с ка­то­ли­циз­мом. Ка­то­ли­ки учат, что Хрис­тос не при­нял че­ло­ве­чес­кой пло­ти, «но з го­то­вую не­бес­ною пло­тию, яко тру­бою, де­вичьс­кою ут­ро­бою про­шед, ни­же ду­ша че­ло­вечьс­киа при­ат, но вмес­то ду­ша Духъ свя­тый в нем пре­бы­ва­ет», – от­ме­чал инок Фи­ло­фей. А из это­го бо­гос­ло­вс­ко­го те­зи­са с не­об­хо­ди­мостью сле­до­ва­ло, что «пад­ша­го Ада­ма и всех от не­го рож­ден­ных че­ло­векъ плоть не обо­жи­ся».

Итак, ес­ли Хрис­тос во­ис­ти­ну воп­ло­тил­ся, то есть при­нял че­ло­ве­чес­кую плоть от ма­те­ри­нс­кой ут­ро­бы, то плоть при­об­ре­ла бо­же­ст­вен­ность, она пре­об­ра­же­на. И, веч­но пре­бы­вая в пре­де­лах им­пе­рии, как в ма­те­ри­нс­кой ут­ро­бе, Хрис­тос пре­об­ра­жа­ет и плоть го­су­да­р­ствен­ную. Хрис­тос как бы «за­дер­жал­ся» во пло­ти, а не про­шел сквозь нее. Ка­то­ли­чес­кое же предс­тав­ле­ние о про­хож­де­нии Хрис­та как бы сквозь плоть, «яко тру­бою», по мет­ко­му срав­не­нию Фи­ло­фея, без «за­де­рж­ки» по­рож­да­ет да­лее «ан­ге­лич­ность», «ду­хов­ность», «не­бес­ность», «ура­низм» – как в об­ще­ст­вен­ных инс­ти­ту­тах, так и в от­дель­ных ин­ди­ви­дах. Плоть по­ни­ма­ет­ся как вре­мен­ная, стре­мит­ся стать ду­хов­ной, ин­ди­ви­ду­а­ли­зи­ру­ет­ся. Не мо­жет быть у ка­то­ли­ков «нед­ви­жи­мо­го царства», пос­коль­ку Хрис­тос в нем не «за­дер­жал­ся». Он вы­шел в не­бо, «яко тру­бою», и, как бы ни тя­ну­лись к Не­му шпи­ли го­ти­чес­ких хра­мов, дос­тать Его они не мо­гут: «Где бу­ду Я, ту­да вы не мо­же­те прий­ти» (Ин. 7: 34). От­сю­да эта не­из­быв­ная тос­ка по не­до­воп­ло­щен­но­му не­бес­но­му, эта скорбь ка­то­ли­че­ст­ва, эта лю­бовь к страс­тям Хрис­то­вым, по­то­му что имен­но в страс­тях Хрис­тос в пос­лед­ний раз предс­та­ет для ка­то­ли­ков в воп­ло­щен­ном, че­ло­ве­чес­ком об­ра­зе. «Се, Че­ло­век!» (Ин. 19: 5) Та­кое по­ни­ма­ние в ко­неч­ном ито­ге при­во­дит к пре­дель­но ин­ди­ви­ду­а­ли­зи­ро­ван­но­му, пси­хо­ло­ги­зи­ро­ван­но­му об­ра­зу че­ло­ве­ка в Но­вое вре­мя.

Ин­те­рес­но и край­не важ­но для сов­ре­мен­но­го рос­сийс­ко­го по­ли­ти­чес­ко­го кон­те­кс­та, что Фи­ло­фей да­вал обос­но­ва­ние го­су­да­р­ствен­но­го един­ства пра­вос­лав­ных и му­суль­ман, ко­то­рые, по­ко­рив Вто­рой Рим, не раз­ру­ши­ли Ро­мейс­ко­го царства, пос­коль­ку в нем «ве­ры не пов­ре­ди­ша». Пра­виль­ная ве­ра, та­ким об­ра­зом, по Фи­ло­фею, и есть «римс­кая власть». Царство прос­ти­ра­ет­ся пов­сю­ду, где ве­ра пра­вос­лав­на.

Это и есть суть ви­зан­тиз­ма, где ве­ра и власть свя­за­ны не­раз­рыв­но. В та­ком по­ни­ма­нии ви­зан­тизм рез­ко от­ли­ча­ет­ся от дру­гих ре­ли­ги­оз­но-иде­о­ло­ги­чес­ких сис­тем – преж­де все­го от ка­то­ли­че­ст­ва и иу­дей­ства.