Византийский нарратив
Александр Люсый

Источник: альманах «Развитие и экономика», №4, сентябрь 2012, стр. 228

Александр Павлович Люсый – старший научный сотрудник Российского института культурологии и Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева

Импе­рия, сог­лас­но Майк­лу Хард­ту и Ан­то­нио Нег­ри, яв­ля­ет­ся не толь­ко все­объ­ем­лю­щим прост­ра­н­ствен­ным по­ряд­ком, нап­рав­лен­ным в идее к уст­ра­не­нию ка­ких-ли­бо гра­ниц, но и оп­ре­де­лен­ной фор­мой ор­га­ни­за­ции вре­ме­ни как ос­та­нов­ки ис­то­рии и фик­са­ции па­мя­ти. Ис­то­ри­чес­кая точ­ка зре­ния им­пе­рии та­ко­ва, что ус­та­нов­лен­ное ею по­ло­же­ние ве­щей изы­ма­ет­ся из ис­то­рии, яв­ля­ясь не пре­хо­дя­щим мо­мен­том, а спо­со­бом уп­рав­ле­ния вне ка­ких-ли­бо прост­ра­н­ствен­но-вре­мен­ных, со­ци­аль­ных и при­род­ных ра­мок, в ко­неч­ном сче­те предс­тав­ляя со­бой со­вер­шен­ную фор­му со­ци­о­би­ов­лас­ти. Ви­зан­тизм же – это ско­рее сле­пое пят­но та­кой точ­ки зре­ния.

Им­пе­ри­ок­ри­ти­цизм: па­мять жан­ра

{div width:385|float:left}{module 1_Punch_Dogs_of_War}{/div}Соз­да­те­ли США как «оп­ло­та де­мок­ра­тии» бы­ли во­оду­шев­ле­ны мо­делью древ­ней Римс­кой им­пе­рии – с отк­ры­ты­ми и рас­ши­ря­ю­щи­ми­ся гра­ни­ца­ми и расп­ре­де­ле­ни­ем влас­ти по се­те­во­му прин­ци­пу, в нас­то­я­щий мо­мент вы­хо­дя­ще­му на пер­вый план. В сущ­нос­ти, как си­ту­а­ци­он­ная се­те­вая им­пе­рия мо­жет быть предс­тав­ле­на кон­фи­гу­ра­ция чем­пи­о­на­та Ев­ро­пы по фут­бо­лу 2012 го­да, в ко­то­рой жи­вет па­мять об им­пе­рс­ко-до­го­вор­ном пе­ри­о­де су­ще­ст­во­ва­ния Ре­чи Пос­по­ли­той (Поль­ша–Ук­ра­и­на). Тог­да как спор­тив­но-сырь­е­вой им­пе­ри­а­лизм но­вой Рос­сии ре­а­ли­зу­ет­ся в про­ве­де­нии чем­пи­о­на­та ми­ра 2018 го­да са­мо­дер­жав­но, в то же вре­мя имея шанс впер­вые про­вес­ти сос­тя­за­ния сра­зу и в Ев­ро­пе, и в Азии, что соз­да­ет конк­рет­ное внут­рен­не ди­а­ло­ги­чес­кое ев­ра­зийс­кое нап­ря­же­ние. Не знаю, как ор­га­ни­за­то­ры рас­по­ря­дят­ся его энер­ге­ти­кой, по­ка что ис­чер­пан­ность жан­ра наг­ляд­но про­я­ви­лась в ку­да бо­лее бо­лез­нен­но восп­ри­ни­ма­е­мом от­но­ше­нии рос­сийс­кой сбор­ной, од­ной из са­мых зат­рат­ных не­о­им­пе­рс­ких струк­тур, к сво­им собствен­ным бо­лель­щи­кам, чем «грюн­валь­дские» бит­вы рос­сийс­ких и польс­ких фут­боль­ных фа­на­тов. Впро­чем, про­то­ти­пом Ев­ро­пейс­ко­го со­ю­за как объ­е­ди­не­ния рав­ноп­рав­ных, су­ве­рен­ных и са­мо­уп­рав­ля­ю­щих­ся субъ­ек­тов яв­ля­ет­ся от­нюдь не цент­ра­ли­зо­ван­ная Римс­кая им­пе­рия или им­пе­рия Кар­ла Ве­ли­ко­го, тем бо­лее Ви­зан­тия, а ско­рее Ган­за и дру­гие сред­не­ве­ко­вые го­ро­дс­кие со­ю­зы, ко­то­рые су­ще­ст­во­ва­ли и на се­ве­ре Рос­сии.

Пушкин интуитивно постиг глубинные процессы, назревавшие в обеих
империях – и Российской, и Османской – и развернувшиеся в следующем
веке именно в отмеченных им формах (Стамбул «раздавят», но «не таков
Арзрум»), то есть падение Османской империи исторически неизбежно,
как и исходящее из глубины страны возрождение новой Турции (неважно,
что ее столицей стал не Эрзерум, а Анкара).

Ощу­ще­ние жан­ра с его ак­ту­аль­ной или на­хо­дя­щей­ся в сос­то­я­нии ана­би­о­за па­мятью – су­ще­ст­вен­ный ком­по­нент куль­ту­ры. Ве­ли­кий нар­ра­тив спо­со­бен дать оп­рав­да­ние зна­нию прош­ло­го, поз­во­ляя ис­то­ри­чес­ким част­нос­тям най­ти их мес­то в бо­лее ши­ро­ком по­ле ис­то­рии, и это мо­жет так­же слу­жить под­де­рж­кой гос­по­д­ству­ю­щих нар­ра­ти­вов, свой­ствен­ных от­дель­ным эт­ни­чес­ким, на­ци­о­наль­ным, ре­ли­ги­оз­ным и дру­гим груп­пам. Обо­рот­ная сто­ро­на ве­ли­ких нар­ра­ти­вов – «дис­цип­ли­нар­ный им­пе­ри­а­лизм», о ко­то­ром пи­шут Рэн­далл Кол­лингз и Ни­ко­лай Ро­зов. Ори­ен­та­лизм сме­нил­ся пост­ко­ло­ни­а­лиз­мом – в сущ­нос­ти, той же са­мой фор­мой ме­то­до­ло­ги­чес­ко­го ко­ло­ни­а­лиз­ма, соп­ро­вож­да­ю­ще­го­ся при­нуж­де­ни­ем к пост­ко­ло­ни­а­лиз­му.

Раз­би­рая роль ев­ро­пейс­кой бел­лет­рис­ти­ки XVIII–XX ве­ков в расп­ро­ст­ра­не­нии ори­ен­та­ли­с­тских сте­ре­о­ти­пов, один из зна­ко­вых ин­тел­лек­ту­а­лов сов­ре­мен­нос­ти Эд­вард Са­ид из рус­ских клас­си­ков вскользь упо­мя­нул лишь Ль­ва Толс­то­го, во­об­ще не кос­нув­шись ни Пуш­ки­на, ни Лер­мон­то­ва – при всем зна­че­нии для их твор­че­ст­ва вос­точ­ной эк­зо­ти­ки. Са­ид пре­дуп­реж­дал, что рус­ский ори­ен­та­лизм тре­бу­ет даль­ней­ше­го изу­че­ния, ого­ва­ри­вая его от­ли­чие от «клас­си­чес­ких» ев­ро­пейс­ких об­раз­цов.

Куль­ту­ра жан­ро­во­го мыш­ле­ния пре­дус­мат­ри­ва­ет иг­ру в той или иной сте­пе­ни «им­пе­рс­ких» жан­ров. Пуш­кин, по из­ве­ст­но­му оп­ре­де­ле­нию Ге­ор­гия Фе­до­то­ва, был «пев­цом им­пе­рии и сво­бо­ды». Ана­ло­гич­ным об­ра­зом его пред­ше­ст­вен­ник – Ни­ко­лай Ка­рам­зин – сна­ча­ла на­пи­сал (с точ­ки зре­ния «сво­бо­ды») статью «О слу­ча­ях и ха­рак­те­рах в рос­сийс­кой ис­то­рии, ко­то­рые мо­гут быть пред­ме­том ху­до­жеств», сре­ди глав­ных ге­ро­ев ко­то­рой – князь-ры­царь Свя­тос­лав, а за­тем са­мо­дер­жав­но-им­пе­рс­кую «Ис­то­рию го­су­да­р­ства Рос­сийс­ко­го».

Эд­вард Са­ид в «Ори­ен­та­лиз­ме» от­ме­чал, с од­ной сто­ро­ны, уси­лен­ное фи­нан­со­вое сти­му­ли­ро­ва­ние ори­ен­та­ли­с­тских ис­сле­до­ва­ний, с дру­гой – от­су­т­ствие у пос­лед­них са­мок­ри­ти­ки. То же са­мое те­перь по­рой наб­лю­да­ет­ся у ны­неш­не­го пос­то­ри­ен­та­лиз­ма. Са­и­да поп­ро­бо­ва­ла «пе­ре­са­и­дить» Ева Томп­сон в кни­ге «Тру­ба­ду­ры им­пе­рии: рос­сийс­кая ли­те­ра­ту­ра и ко­ло­ни­а­лизм». Са­и­дизм от Томп­сон – при­мер ре­дук­ци­о­ни­с­тской ме­то­до­ло­ги­чес­кой аг­рес­сии про­тив са­мой ядер­ной жан­ро­вой струк­ту­ры с яр­ко вы­ра­жен­ным «са­и­диз­мом» по от­но­ше­нию к фак­там, что обес­це­ни­ва­ет ряд вер­ных за­ме­ча­ний. Так, отк­ро­вен­но «ко­ло­ни­аль­но­му» Пуш­ки­ну, сле­до­вав­ше­му бай­ро­но­вс­кой мо­де­ли опи­са­ния «эк­зо­ти­чес­ких» на­ро­дов, про­ти­во­пос­тав­ля­ют­ся не сов­ре­мен­ные ему ев­ро­пейс­кие ав­то­ры, а преж­де все­го бо­лее иро­нич­ный, но при этом ку­да бо­лее позд­ний ли­те­ра­тур­ный «ко­ло­ни­за­тор» Джо­зеф Кон­рад. Кон­рад, ко­неч­но, пи­са­тель ин­те­рес­ный, но для ли­те­ра­тур­ной са­мок­ри­ти­ки здесь бо­лее ва­жен все же Ве­ли­мир Хлеб­ни­ков, пи­сав­ший об ис­то­ри­чес­ком дол­ге рус­ской ли­те­ра­ту­ры пе­ред мно­ги­ми на­ро­да­ми, ко­то­рый по ме­ре сил от­да­ет­ся сов­ре­мен­ны­ми пи­са­те­ля­ми (Алек­се­ем Ива­но­вым, Ва­ди­мом Ште­пой и дру­ги­ми).

{div width:385|float:left}{module 2_Mehmet_VI_Vahidettin}{/div}«Пуш­кин, – пи­шет Томп­сон, – ци­ти­ру­ет ту­рец­кую по­э­му, ко­то­рая срав­ни­ва­ет на­бож­ный (и по­э­то­му, ве­ро­ят­но, не­по­бе­ди­мый) Арз­рум со Стам­бу­лом, ко­то­рый об­ре­чен на па­де­ние, по­то­му что не при­дер­жи­ва­ет­ся пре­дос­те­ре­же­ний Ко­ра­на. Ав­тор этой по­э­мы ошиб­ся: Арз­рум пал пе­ред рос­си­я­на­ми». По­лу­ча­ет­ся, Томп­сон по­па­да­ет­ся в рас­став­лен­ные Пуш­ки­ным «ко­ло­ни­аль­ные» се­ти ли­те­ра­тур­ной мис­ти­фи­ка­ции. Дав­но ус­та­нов­ле­но, что яны­чар Амин-Ог­лу, са­ти­ри­чес­кую по­э­му ко­то­ро­го яко­бы ци­ти­ру­ет Пуш­кин в «Пу­те­ше­ст­вии в Арз­рум в 1829 го­ду», – ли­цо вы­мыш­лен­ное, эле­мент ли­те­ра­тур­ной иг­ры (это не пе­ре­вод, а ори­ги­наль­ные сти­хи).

Од­на­ко да­же ес­ли при­нять всерь­ез по­сыл «пе­ре­во­да», вряд ли сто­ит этот опыт про­ник­но­ве­ния вглубь «вос­точ­но­го» мыш­ле­ния трак­то­вать как при­ми­тив­ное тор­же­ст­во по­бе­ди­те­ля. Во вклю­чен­ном Пуш­ки­ным в «Пу­те­ше­ст­вие в Арз­рум» от­рыв­ке «Стам­бул гя­у­ры нын­че сла­вят» со­дер­жит­ся не столь­ко ус­мот­рен­ное Томп­сон мел­ко­ва­тое ули­че­ние сво­е­го пер­со­на­жа в оши­боч­нос­ти, сколь­ко по­э­ти­чес­кая со­ли­дар­ность с ним по­верх си­ю­ми­нут­ных со­бы­тий. Опи­са­ние Стам­бу­ла во мно­гом на­по­ми­на­ет опи­са­ние Пе­тер­бур­га из «Ев­ге­ния Оне­ги­на» – сто­ли­цы, жи­ву­щей по об­раз­цу Па­ри­жа. Арз­рум, не спя­щий в «рос­ко­ши по­зор­ной» и не чер­па­ю­щий «ча­шей не­по­кор­ной в ви­не разв­рат, огонь и шум», впол­не со­пос­та­вим с ма­туш­кой-Моск­вой, ко­то­рая встре­ча­ет пу­те­ше­ст­вен­ни­ков сво­и­ми бе­ло­ка­мен­ны­ми хра­ма­ми и ко­ло­коль­ня­ми: «Но вот уж близ­ко. Пе­ред ни­ми уж бе­ло­ка­мен­ной Моск­вы, как жар, крес­та­ми зо­ло­ты­ми го­рят ста­рин­ные гла­вы». Ес­ли в Арз­ру­ме до сих пор «стро­ги за­ко­ны», то лейт­мо­ти­вом в изоб­ра­же­нии Моск­вы ста­но­вит­ся тра­ди­ци­он­ность и се­мей­ствен­ность.

У Византии не нашлось своего запасного «Арзрума», так как, строго говоря,
Византия сыграла свою роль «Арзрума» для Римской империи, выработала
ее до конца и уступила Оманской империи, именно с распадом которой распад
СССР соотносим в большей мере, чем с летальным исходом Византии.

При этом Пуш­кин ин­ту­и­тив­но пос­тиг глу­бин­ные про­цес­сы, наз­ре­вав­шие в обе­их им­пе­ри­ях – и Рос­сийс­кой, и Ос­ма­нс­кой – и раз­вер­нув­ши­е­ся в сле­ду­ю­щем ве­ке имен­но в от­ме­чен­ных им фор­мах (Стам­бул «раз­да­вят», но «не та­ков Арз­рум»), то есть па­де­ние Ос­ма­нс­кой им­пе­рии ис­то­ри­чес­ки не­из­беж­но, как и ис­хо­дя­щее из глу­би­ны стра­ны воз­рож­де­ние но­вой Тур­ции (не­важ­но, что ее сто­ли­цей стал не Эр­зе­рум, а Ан­ка­ра).  Эта фор­му­ла не по­те­ря­ла ак­ту­аль­нос­ти для по­ни­ма­ния сов­ре­мен­ных со­бы­тий в ис­ла­мс­ком ми­ре. В ко­неч­ном сче­те, это все­об­щая фор­му­ла им­пе­рс­кой судь­бы. В том чис­ле, и судь­бы Ви­зан­тии, у ко­то­рой не наш­лось сво­е­го за­пас­но­го «Арз­ру­ма», так как, стро­го го­во­ря, Ви­зан­тия сыг­ра­ла свою роль «Арз­ру­ма» для Римс­кой им­пе­рии, вы­ра­бо­та­ла ее до кон­ца и ус­ту­пи­ла Оманс­кой им­пе­рии, имен­но с рас­па­дом ко­то­рой рас­пад СССР со­от­но­сим в боль­шей ме­ре, чем с ле­таль­ным ис­хо­дом Ви­зан­тии.

Мес­то уку­са

Наш до­мо­ро­щен­ный ори­ен­та­лизм – ны­неш­няя вер­сия ви­зан­тиз­ма. Не мо­гу пре­тен­до­вать на ори­ги­наль­ность об­щих впе­чат­ле­ний от хра­ма Со­фии в ны­неш­нем Стам­бу­ле. На ее мес­те, как не­ред­ко бы­ва­ет с хрис­ти­а­нс­ки­ми свя­ты­ня­ми, в язы­чес­кие вре­ме­на то­же бы­ло ка­пи­ще – по всей ве­ро­ят­нос­ти, храм Ар­те­ми­ды. Что же ка­са­ет­ся Со­фии, то сох­ра­нив­ша­я­ся до на­ших дней Цер­ковь Бо­же­ст­вен­ной Муд­рос­ти – третья по сче­ту. Пер­вую за­ло­жил око­ло 330 го­да сам ос­но­ва­тель но­вой сто­ли­цы Конс­тан­тин Ве­ли­кий (от нее не ос­та­лось ни од­но­го бес­спор­но­го фраг­мен­та). Она бы­ла ос­вя­ще­на в 360 го­ду, но че­рез 44 го­да сго­ре­ла. В 415 го­ду Фе­о­до­сий II пост­ро­ил на этом же мес­те но­вый храм. Но и тот был раз­ру­шен в 532 го­ду во вре­мя вос­ста­ния «Ни­ка». Жес­то­ко по­да­вив это вос­ста­ние, за де­ло взял­ся тот, при ко­то­ром Ви­зан­тия на­хо­ди­лась на пи­ке сво­е­го мо­гу­ще­ст­ва, – Юс­ти­ни­ан, не жа­лев­ший ни­ка­ких средств на пост­рой­ку. Со­фия ста­ла в раз­ных смыс­лах хра­мом-со­би­ра­те­лем. Для стро­и­тель­ства бы­ли при­ве­зе­ны ос­тат­ки мно­гих мо­ну­мен­таль­ных со­ору­же­ний древ­нос­ти Гре­ции и Ри­ма. Из хра­ма Ар­те­ми­ды в Эфе­се (то­го, ко­то­рый не­ког­да был по­дож­жен Ге­ро­ст­ра­том) при­вез­ли ко­лон­ны. Мра­мор­ные пли­ты дос­та­ви­ли из древ­них ка­ме­но­ло­мен Фес­са­лии, Ла­ко­нии, Ка­рии, Ну­ми­дии и со зна­ме­ни­той го­ры Пен­те­ли­кон близ Афин, из мра­мо­ра ко­то­рой за де­сять ве­ков до Айя-Со­фии был пост­ро­ен на Ак­ро­по­ле Пар­фе­нон – храм Де­вы-Афи­ны. Цент­раль­ные – им­пе­ра­то­рс­кие – две­ри, по пре­да­нию, сде­ла­ны из ос­тат­ков Но­е­ва ков­че­га. Юс­ти­ни­ан в тщес­лав­ном по­ры­ве ре­шил бы­ло вы­мос­тить пол пли­та­ми ко­ва­но­го зо­ло­та. И да­же все сте­ны внут­ри хра­ма на­ме­ре­вал­ся пок­рыть зо­ло­том же, но его все же от­го­во­ри­ли от это­го. Из­весть для хра­ма раз­во­ди­ли на яч­мен­ной во­де, в це­мент до­бав­ля­ли мас­ло, а для верх­ней дос­ки пат­ри­ар­ше­го прес­то­ла был соз­дан ма­те­ри­ал, ко­то­ро­го до то­го не су­ще­ст­во­ва­ло: в расп­лав­лен­ное зо­ло­то бро­са­ли дра­го­цен­ные кам­ни – ру­би­ны, сап­фи­ры, аме­тис­ты, жем­чу­га, то­па­зы, оник­сы. Пол­ностью сек­ре­ты стро­и­тель­но­го раст­во­ра раз­га­дать не уда­лось, но на­ли­цо ве­ще­ст­вен­ное вы­ра­же­ние ис­то­ри­чес­ко­го рит­ма – сна­ча­ла ви­зан­тийс­кая плоть впи­ты­ва­ет зо­ло­то и дра­го­цен­нос­ти, по­том их от­ту­да вар­ва­рс­ки вы­ко­вы­ри­ва­ют за­во­е­ва­те­ли.

Ра­бо­та, на­ча­тая 23 фев­ра­ля 532 го­да, про­дол­жа­лась 5 лет и 10 ме­ся­цев. «Я прев­зо­шел те­бя, Со­ло­мон!» – воск­лик­нул Юс­ти­ни­ан по окон­ча­нии ра­бот (кста­ти, он на­зы­вал свою сто­ли­цу Но­вым Ие­ру­са­ли­мом, а не Ри­мом). 916 лет Со­фия бы­ла глав­ной цер­ковью пра­вос­лав­но­го ми­ра. В 1453 го­ду взяв­ший Конс­тан­ти­но­поль сул­тан Мех­мед II За­во­е­ва­тель по­ве­лел прев­ра­тить со­бор в ме­четь, ка­ко­вой Айя-Со­фия бы­ла 481 год. В 1934 го­ду по ука­зу вож­дя но­вой светс­кой Тур­ции Ке­ма­ля Ата­тюр­ка Айя-Со­фия бы­ла се­ку­ля­ри­зо­ва­на и прев­ра­ще­на в му­зей. На­ча­лась не ли­шен­ная иде­о­ло­ги­чес­ких кол­ли­зий рес­тав­ра­ция. Для то­го что­бы об­на­ру­жить и вос­ста­но­вить ис­пор­чен­ную или зак­ра­шен­ную хрис­ти­а­нс­кую мо­за­и­ку и ико­ны, рес­тав­ра­то­ры шли и на раз­ру­ше­ние не­ко­то­рых ис­то­ри­чес­ки важ­ных эле­мен­тов ис­ла­мс­ко­го ис­ку­с­ства, в це­лом пы­та­ясь сох­ра­нить ба­ланс меж­ду обе­и­ми ми­ро­вы­ми куль­ту­ра­ми.

{div width:385|float:left}{module 3_Ataturk}{/div}Нес­коль­ко при­зем­лен­ная пок­ла­дис­тость хра­ма сна­ру­жи, впол­не ор­га­нич­но впи­тав­шая в свой об­лик и поз­же прист­ро­ен­ные че­ты­ре ми­на­ре­та, рез­ко конт­рас­ти­ру­ет с ощу­ще­ни­ем ниг­де не ви­дан­но­го прос­то­ра внут­ри хра­ма. Этот прос­тор пог­ло­ща­ет да­же ку­да ме­нее ор­га­нич­ные, чем ми­на­ре­ты, ви­ся­щие на уг­лах чуть ни­же ку­по­ла во­семь щи­тов из ос­ли­ной ко­жи с из­ре­че­ни­я­ми из Ко­ра­на и име­на­ми пер­вых ха­ли­фов. Ата­тюрк при­ка­зал уб­рать от­сю­да эти щи­ты, но сра­зу пос­ле его смер­ти в 1938 го­ду они бы­ли возв­ра­ще­ны на мес­то. В 2006 го­ду в хра­ме бы­ло во­зоб­нов­ле­но и про­ве­де­ние му­суль­ма­нс­ких ре­ли­ги­оз­ных об­ря­дов. Но храм ос­та­ет­ся преж­де все­го му­зе­ем.

Ана­ло­гич­ный уп­рек (нас­чет ис­ка­же­ния ис­кон­но­го ви­да) мож­но сде­лать и по по­во­ду упи­ра­ю­щих­ся в ку­пол рес­тав­ра­ци­он­ных ле­сов (ко­то­рые са­ми по се­бе предс­тав­ля­ют сов­ре­мен­ное ин­же­нер­ное чу­до). Не­воль­но воз­ни­ка­ет об­рат­ное срав­не­ние – не ста­ли ли ми­на­ре­ты сво­е­об­раз­ны­ми ле­са­ми-под­пор­ка­ми ве­ры (чтоб и хрис­ти­а­н­ство фал­ли­чес­ки-ре­а­ни­ма­ци­он­но взбод­рить)? В це­лом же имен­но конс­тан­ти­но­польс­кая Со­фия, при всех ее «пе­ре­дел­ках», сфор­ми­ро­ва­ла об­лик Стам­бу­ла. Меж­ду про­чим, это то­же впол­не гре­чес­кое наз­ва­ние, толь­ко с ту­рец­ким ак­цен­том. То­по­ним Стам­бул (Istanbul) про­и­зо­шел от ис­ка­жен­но­го гре­чес­ко­го вы­ра­же­ния eis ten polin – «в го­род».

Турки оказались в роли санитаров исторического биоценоза, и лес категорий
пророс лесом мечетей. Неожиданный смысл приобретает неоднократно
отмеченное позднейшее внешнее сходство Ататюрка с волком (но не лесным,
а степным). О биоисторической органичности перетекания Византийской
империи в Османскую свидетельствует не только архитектура, но и характер
имперского устройства.

Заст­ра­и­вая го­род ме­че­тя­ми, тур­ки учи­лись ар­хи­тек­ту­ре преж­де все­го у преж­них хо­зя­ев го­ро­да – ви­зан­тий­цев. У мно­же­ст­ва со­вер­шен­но ви­зан­тийс­ких на вид хра­мов XVI, XVII и да­же XVIII ве­ков, «ук­ра­шен­ных» ми­на­ре­та­ми, про­то­тип один и тот же – со­фи­е­об­раз­ный. Прав, по­жа­луй, по­ли­то­лог Сер­гей Чер­ня­хо­вс­кий: «Му­суль­ма­нс­кий Стам­бул в ка­ком-то смыс­ле ку­да боль­ше мож­но счи­тать про­дол­жа­те­лем Ви­зан­тии, чем Моск­ву, став­шую цент­ром и ос­но­вой со­вер­шен­но ино­го ми­ра». Фак­ти­чес­кое па­де­ние Ви­зан­тийс­кой им­пе­рии про­и­зош­ло еще в 1204 го­ду, ког­да Конс­тан­ти­но­поль с по­да­чи Ве­не­ции был взят крес­то­нос­ца­ми, поч­ти шесть­де­сят лет (а не нес­коль­ко дней, как тур­ки) неп­ре­рыв­но гра­бив­ши­ми го­род в рам­ках так на­зы­ва­е­мой Ла­ти­нс­кой им­пе­рии. Вос­ста­нов­лен­ная же в 1261 го­ду Ви­зан­тия Па­ле­о­ло­гов бы­ла уже яв­ной па­ро­ди­ей. Тур­ки ока­за­лись в ро­ли са­ни­та­ров ис­то­ри­чес­ко­го би­о­це­но­за, и лес ка­те­го­рий про­рос ле­сом ме­че­тей. Не­о­жи­дан­ный смысл при­об­ре­та­ет не­од­нок­рат­но от­ме­чен­ное позд­ней­шее внеш­нее сход­ство Ата­тюр­ка с вол­ком (но не лес­ным, а степ­ным). О би­о­ис­то­ри­чес­кой ор­га­нич­нос­ти пе­ре­те­ка­ния Ви­зан­тийс­кой им­пе­рии в Ос­ма­нс­кую сви­де­тель­ству­ет не толь­ко ар­хи­тек­ту­ра, но и ха­рак­тер им­пе­рс­ко­го уст­рой­ства, жес­то­кие нра­вы мо­нар­ше­ст­во­вав­ших в обе­их им­пе­ри­ях ди­нас­тий. Вплоть, кста­ти, до инс­ти­ту­та ев­ну­хов, ка­кие бы осов­ре­ме­нен­ные ви­зан­тийс­ко-рос­сийс­кие ме­та­фо­ры ни про­по­ве­до­вал в сво­ем поп-ки­но – на­шу­мев­шем те­ле­филь­ме «Ги­бель им­пе­рии. Ви­зан­тийс­кий урок» – ар­хи­ма­нд­рит Ти­хон (Шев­ку­нов). При этом тур­ки, ко­неч­но, зна­чи­тель­но уп­рос­ти­ли имев­шую мно­же­ст­во внут­рен­них пе­ре­го­ро­док струк­ту­ру об­ще­ст­ва. Сог­лас­но за­ко­ну Юс­ти­ни­а­на, ад­ре­со­ван­но­му пре­фек­ту пре­то­рия Де­мос­фе­ну, раб-ре­мес­лен­ник сто­ил 30 но­мисм, в то вре­мя как не­о­бу­чен­ный раб – 20 но­мисм. Раб-ев­нух, вла­де­ю­щий ка­ким-ли­бо ре­мес­лом, це­нил­ся в 70 но­мисм.

Что пер­вым де­лом сде­лал Мех­мед II, ког­да в 1453 го­ду утих­ли страс­ти штур­ма? При­ка­зал выб­ро­сить из мо­ги­лы на съ­е­де­ние со­ба­кам прах 96-лет­не­го ве­не­ци­а­нс­ко­го до­жа Эн­ри­ко Дон­до­ло, ста­ра­ни­я­ми ко­то­ро­го соб­рав­ши­е­ся бы­ло опять ос­во­бож­дать Свя­тую зем­лю от не­вер­ных в рам­ках Чет­вер­то­го Крес­то­во­го по­хо­да крес­то­нос­цы и ока­за­лись у стен Конс­тан­ти­но­по­ля. А по­том, ког­да с по­ла Со­фии бы­ла смы­та кровь по­пы­тав­ших­ся спас­тись здесь осаж­ден­ных, сул­тан рас­по­ря­дил­ся внес­ти в храм де­ревья в кад­ках и раз­ве­сить по вер­вям зо­ло­тые клет­ки с пти­ца­ми, да­бы про­из­во­ди­мое здесь на за­во­е­ва­те­лей впе­чат­ле­ние рая ста­ло аб­со­лют­ным. И неп­рав­да, что его конь пос­кольз­нул­ся на еще за­ли­том кровью по­лу, и всад­ни­ку, что­бы не упасть, приш­лось опе­реть­ся о сте­ну у ал­та­ря ла­донью, от­пе­ча­ток ко­то­рой и сей­час по­ка­зы­ва­ют до­куч­ли­вые ги­ды. На са­мом де­ле Мех­мед во­шел в Со­фию спе­шив­шись и да­же по­сы­пав свой тюр­бан пылью в знак сми­ре­ния и при­ми­ре­ния – да­же не дож­дав­шись, ког­да с по­ла бу­дет смы­та кровь. Акт о взя­тии го­ро­да Мех­мед при­ка­зал сос­та­вить по-гре­чес­ки, на ио­нийс­ком ди­а­лек­те – язы­ке Фу­ки­ди­да.

Од­на­ко вер­нем­ся к не столь на­зи­да­тель­ным ис­то­кам рус­ско­го «Текс­та Со­фии» (или, мо­жет быть, текс­та о не­воз­мож­нос­ти та­ко­го текс­та) – ту­да же, где на­хо­дят­ся и ис­то­ки рус­ско­го текс­та как та­ко­во­го, – к «По­вес­ти вре­мен­ных лет»: «И приш­ли мы в Гре­чес­кую зем­лю, и вве­ли нас ту­да, где слу­жат они Бо­гу сво­е­му, и не зна­ли – на не­бе или на зем­ле мы: ибо нет на зем­ле та­ко­го зре­ли­ща и кра­со­ты та­кой, и не зна­ем, как и рас­ска­зать об этом. Зна­ем мы толь­ко, что пре­бы­ва­ет там Бог с людь­ми и служ­ба там луч­ше, чем в дру­гих стра­нах». Луч­ше не ска­жешь и сей­час о си­ле эс­те­ти­чес­ко­го воз­дей­ствия внут­рен­не­го прост­ра­н­ства Со­фии. Имен­но здесь слу­чил­ся с на­ми пер­вый эс­те­ти­чес­кий укус в ор­ган ве­ры. Ве­ро­ят­но, сто­ит под этим уг­лом пе­ре­чи­тать и пуш­ки­нс­кую «Пес­ню о ве­щем Оле­ге». А вот древ­ние жи­те­ли Кри­та, го­во­рят, бы­ли уст­ро­е­ны так, что ког­да их ку­са­ла змея, то она же и уми­ра­ла…

Ди­аг­ноз на­ше­му уку­су пос­та­вил Ва­си­лий Ро­за­нов: «Раз­ла­га­ясь, уми­рая, Ви­зан­тия на­шеп­та­ла Рос­сии все свои предс­ме­рт­ные ярос­ти и сто­ны и за­ве­ща­ла креп­ко их хра­нить Рос­сии. Рос­сия у пос­те­ли уми­ра­ю­ще­го оча­ро­ва­лась эти­ми предс­ме­рт­ны­ми его вздо­ха­ми, при­ня­ла их неж­но к детс­ко­му сво­е­му серд­цу и да­ла клят­вы уми­ра­ю­ще­му». А суть этой клят­вы зак­лю­ча­лась преж­де все­го в том, что­бы хра­нить в серд­це чувство смер­тель­ной не­на­вис­ти к за­пад­ным пле­ме­нам, бо­лее счаст­ли­вым по сво­ей ис­то­ри­чес­кой судь­бе. Так, Вто­рой и Тре­тий Ри­мы ста­ли сте­пе­ня­ми от­ри­ца­ния Пер­во­го… И восп­ри­ня­тый при этом хрис­ти­а­нс­кий дух ока­зал­ся опос­ре­до­ван­ным, утя­же­лен­ным мно­же­ст­вом об­ре­ме­не­ний, ко­то­ры­ми ви­зан­тийс­кое пра­вос­ла­вие за нес­коль­ко сто­ле­тий ус­пе­ло ус­нас­тить хрис­ти­а­нс­кую ве­ру и ко­то­рые ста­ли не приб­ли­жать че­ло­ве­ка к Хрис­ту, а, нап­ро­тив, удер­жи­вать на не­ко­то­рой дис­тан­ции.

{div width:385|float:left}{module 4_maxim-grek}{/div}Для Вла­ди­ми­ра Со­ловь­е­ва ви­зан­тизм стал си­но­ни­мом нес­по­соб­нос­ти и не­же­ла­ния вы­пол­нять глав­ные жиз­нен­ные тре­бо­ва­ния хрис­ти­а­нс­кой ве­ры. Хрис­ти­а­нс­кая идея ока­за­лась для ви­зан­тий­цев не дви­жу­щим на­ча­лом жиз­ни, а лишь пред­ме­том умствен­но­го приз­на­ния и об­ря­до­во­го по­чи­та­ния. Сре­ди «об­ще­ст­вен­ных гре­хов» ви­зан­тиз­ма – рав­но­ду­шие го­су­да­р­ства к не­фор­маль­ной ре­ли­ги­оз­но-граж­да­нс­кой, ре­ли­ги­оз­но-нрав­ствен­ной жиз­ни лю­дей и к за­да­чам ее раз­ви­тия.

В де­ле го­су­да­р­ствен­но­го и ре­ли­ги­оз­но­го стро­и­тель­ства, по Со­ловь­е­ву, Рос­сии у Ви­зан­тии, в сущ­нос­ти, учить­ся не­че­му: «Рос­сия с са­мо­го на­ча­ла сво­ей ис­то­ри­чес­кой жиз­ни об­на­ру­жи­ла пре­и­му­ще­ст­ва сво­е­го ре­ли­ги­оз­но-по­ли­ти­чес­ко­го соз­на­ния пе­ред ви­зан­тийс­ким. Пер­вый хрис­ти­а­нс­кий князь ки­евс­кий, ко­то­рый, быв­ши языч­ни­ком, не­ог­ра­ни­чен­но от­да­вал­ся сво­им ес­те­ст­вен­ным склон­нос­тям, крес­тив­шись, сра­зу по­нял ту прос­тую ис­ти­ну, ко­то­рой ни­ког­да не по­ни­ма­ли ни ви­зан­тийс­кие им­пе­ра­то­ры, на­чи­ная с Конс­тан­ти­на Ве­ли­ко­го, ни епис­ко­пы гре­чес­кие, меж­ду про­чим, и те, что бы­ли прис­ла­ны в Ки­ев для нас­тав­ле­ния но­вых хрис­ти­ан. Он по­нял, что ис­тин­ная ве­ра обя­зы­ва­ет – имен­но обя­зы­ва­ет – пе­ре­ме­нить пра­ви­ла жиз­ни, сво­ей и об­щей, сог­лас­но с ду­хом но­вой ве­ры. Он по­нял это и в при­ме­не­нии к та­ко­му слу­чаю, ко­то­рый был не­я­сен не для од­них ви­зан­тий­цев; он на­шел не­сог­лас­ным с ду­хом Хрис­то­вым каз­нить смертью да­же яв­ных раз­бой­ни­ков. Но­вок­ре­щен­ный Вла­ди­мир по­нял, что от­ни­мать жизнь у лю­дей обе­зо­ру­жен­ных и, сле­до­ва­тель­но, безв­ред­ных – в отм­ще­ние за их преж­ние зло­де­я­ния – про­тив­но хрис­ти­а­нс­кой спра­вед­ли­вос­ти. За­ме­ча­тель­но, что в та­ком от­но­ше­нии к это­му воп­ро­су он ру­ко­во­дил­ся не од­ним толь­ко ес­те­ст­вен­ным чувством жа­лос­ти, а пря­мо сво­им соз­на­ни­ем ис­тин­ных хрис­ти­а­нс­ких тре­бо­ва­ний».

Василий Розанов:
«Разлагаясь, умирая, Византия нашептала России все свои предсмертные
ярости и стоны и завещала крепко их хранить России. Россия у постели
умирающего очаровалась этими предсмертными его вздохами, приняла
их нежно к детскому своему сердцу и дала клятвы умирающему».

Худ­ший при­мер ви­зан­тис­та – пат­ри­арх Ни­кон. А вот как рас­це­ни­ва­ет Вла­ди­мир Со­ловь­ев ско­рее ан­ти­ви­зан­тийс­кую нап­рав­лен­ность про­ти­во­ре­чи­вых, ко­неч­но, ре­форм Пет­ра I: «Рос­сия в XVII ве­ке из­бег­ла учас­ти Ви­зан­тии: она соз­на­ла свою не­сос­то­я­тель­ность и ре­ши­ла со­вер­ше­н­ство­вать­ся. Ве­ли­кий мо­мент это­го соз­на­ния и это­го ре­ше­ния воп­ло­тил­ся в ли­це Пет­ра Ве­ли­ко­го. Ес­ли Бог хо­тел спас­ти Рос­сию и мог это сде­лать толь­ко чрез сво­бод­ную де­я­тель­ность че­ло­ве­ка, то Петр Ве­ли­кий был, не­сом­нен­но, та­ким че­ло­ве­ком. При всех сво­их част­ных по­ро­ках и ди­кос­тях, он был ис­то­ри­чес­ким сот­руд­ни­ком Бо­жи­им, ли­цом ис­тин­но про­ви­ден­ци­аль­ным, или те­ок­ра­ти­чес­ким. Ис­тин­ное зна­че­ние че­ло­ве­ка оп­ре­де­ля­ет­ся не его от­дель­ны­ми ка­че­ст­ва­ми и пос­туп­ка­ми, а пре­об­ла­да­ю­щим ин­те­ре­сом его жиз­ни. И ед­ва ли во все­мир­ной ис­то­рии есть дру­гой при­мер та­ко­го, как у Пет­ра Ве­ли­ко­го, все­це­ло­го, ре­ши­тель­но­го и не­ук­лон­но­го пре­об­ла­да­ния од­но­го нрав­ствен­но­го ин­те­ре­са об­ще­го бла­га. От ран­них лет по­няв­ши, че­го не­дос­та­ет Рос­сии, что­бы стать на путь действи­тель­но­го со­вер­ше­н­ство­ва­ния, он до пос­лед­не­го дня жиз­ни за­бо­тил­ся толь­ко о том, что­бы соз­дать для нас эти не­об­хо­ди­мые ус­ло­вия. В ли­це Пет­ра Ве­ли­ко­го Рос­сия ре­ши­тель­но об­ли­чи­ла и от­ве­рг­ла ви­зан­тийс­кое ис­ка­же­ние хрис­ти­а­нс­кой идеи – са­мо­до­воль­ный кви­е­тизм. Вмес­те с тем Петр Ве­ли­кий был со­вер­шен­но чужд на­ву­хо­до­но­со­ро­вс­ко­го иде­а­ла влас­ти для влас­ти. Его власть бы­ла для не­го обя­зан­ностью неп­ре­рыв­но­го тру­да на поль­зу об­щую, а для Рос­сии – не­об­хо­ди­мым ус­ло­ви­ем ее по­во­ро­та на путь ис­тин­но­го прог­рес­са. Без не­ог­ра­ни­чен­ной влас­ти Пет­ра Ве­ли­ко­го пре­об­ра­зо­ва­ние на­ше­го Оте­че­ст­ва и его при­об­ще­ние к ев­ро­пейс­кой куль­ту­ре не мог­ло бы со­вер­шить­ся, и он сам смот­рел на свое са­мо­дер­жа­вие как на ору­дие это­го про­ви­ден­ци­аль­но­го де­ла». Но, в ко­неч­ном сче­те, и Петр «при­нял смерть от ко­ня сво­е­го»…

Про­ект обес­ту­ре­чен­ной Ви­зан­тии

От­тал­ки­ва­ясь от ис­то­ри­чес­ко­го ис­сле­до­ва­ния бри­та­нс­ко­го ис­то­ри­ка Дмит­рия Обо­ле­нс­ко­го «Ви­зан­тийс­кое сод­ру­же­ст­во на­ций», со­вет­ник ми­ни­ст­ра иност­ран­ных дел На­гор­но-Ка­ра­ба­хс­кой Рес­пуб­ли­ки Ру­бен Зар­га­рян в мно­гок­рат­но пе­ре­пе­ча­тан­ной статье «Для си­лы Рос­сии не­об­хо­дим ви­зан­тизм» пы­та­ет­ся убе­дить чи­та­те­лей, что воз­рож­де­ние но­во­го ви­зан­тийс­ко­го со­ю­за… без Тур­ции (!) очень со­от­ве­т­ству­ет на­ци­о­наль­ным ин­те­ре­сам всех про­чих на­ро­дов, на­се­ля­ю­щих Вос­точ­ное Сре­ди­зем­но­морье. «Фор­ми­ро­ва­ние еди­ной во­ли вос­точ­нос­ре­ди­зем­но­мо­рс­ких на­ро­дов для про­ти­вос­то­я­ния ту­рец­кой экс­пан­сии объ­ек­тив­но бу­дет вли­ять на пе­ре­о­ри­ен­та­цию Тур­ции к про­ве­де­нию от­ве­т­ствен­ной ци­ви­ли­зо­ван­ной по­ли­ти­ки, что в бу­ду­щем мо­жет спо­со­б­ство­вать ее ин­тег­ра­ции в Вос­точ­нос­ре­ди­зем­но­мо­рс­кое со­об­ще­ст­во». По­лу­ча­ет­ся ка­кой-то вы­вер­ну­тый ана­лог-ан­ти­под прес­ло­ву­той ель­ци­нс­кой «су­ве­ре­ни­за­ции» Рос­сии – идеи, ко­то­рая по­на­ча­лу прос­то оша­ра­ши­ла со­юз­ные эли­ты.