Владимир Зельдин: «По-прежнему очень люблю женщин»

В свои 99 лет народный артист СССР Владимир Зельдин занят в четырех спектаклях Театра Российской армии, регулярно приезжает поздравлять с юбилеями 70—80-летних «пацанов», проводит творческие вечера. Он занесен в Книгу рекордов Гиннесса как единственный в мире актер, который продолжает играть в столь почтенном возрасте.

Корреспондента «Культуры» Владимир Михайлович встречает в фирменной олимпийской жилетке. Артист известен своей любовью к спорту, однако, по его собственному признанию, предпочитает именоваться поклонником, а не болельщиком.

культура: Следите за Олимпиадой?
Зельдин: Конечно! Для меня это огромное событие. Причем культурное — спорт тоже относится к культуре, к здоровому образу жизни. Сейчас сплошь и рядом вижу, в том числе у нас в театре, как молодежь курит…

культура: А правда, что Вы никогда не курили? 
Зельдин: Правда. Все начинается с семьи. Я ни разу не видел, чтобы отец достал пачку «Беломора» или бутылку водки. Хотя жили мы непросто. Папа был музыкантом, организовал в Твери музыкальную школу, сам играл на тромбоне. Маме пришлось оставить работу, чтобы посвятить cебя детям: мне, сестрам Ирине и Нине, брату Юре. Меня, как самого младшего, называли последыш Володя.

культура: Часто вспоминаете детство? 
Зельдин: Счастливое было время — Тверь, Пролетарка. Я пошел в школу, когда начался НЭП. Магазины были полны продуктов. До сих пор помню вкус тех сосисок и колбасы, сейчас таких нет. Помню, мама купила на базаре окорок, готовилась запекать, заворачивала его в тесто, а мы стояли и завороженно следили за каждым ее движением... Первые впечатления от школы — просторная, на берегу Волги, классы большие. Нам выдали чистые тетрадки, ручки. Я макнул перо в чернильницу, и вместо тоненькой линии вышла большая клякса. Учительница — молодая, красивая — посмотрела и говорит: поздравляю тебя с первой кляксой. Эту тетрадку сохрани и покажи родителям, а вот тебе новая.

культура: Как получилось, что Вы закончили военизированную школу? 
Зельдин: У нас был потрясающий военрук — майор Хлевинский. Он так всех увлек, что школу перевели в разряд военизированных, нам даже форму пошили. Разрешили в параде участвовать на Красной площади. Сталина, правда, на трибуне не было, но Ворошилова и других военачальников видел. Помню, как трудно было идти по брусчатке. Нога-то небольшая, скользко…

культура: Где-то прочла, что фамилия Зельдин происходит от старонемецкого слова «счастье». Вы считаете себя счастливым человеком?
Зельдин: Даже не знаю. Не могу чувствовать себя счастливым, когда вокруг столько горя, неустроенности. Полуразвалившиеся дома, без удобств, без воды, пожилые люди берут с улицы снег и кипятят. Вот так живут — рядом с Москвой. Или когда грабят стариков, копейки у них отбирают, — ну как можно быть счастливым человеком? Про себя могу только сказать, что Ангел-Хранитель меня ведет. Мы ведь приходим в жизнь на какое-то время, а потом уходим в вечность. И там Господь Бог спросит: что ты в жизни сделал доброго, милосердного? Я верю в это.

Спектакль «Человек из Ламанчи», который я уже десятый сезон играю, очень современен. Герой говорит: «Дон Кихот, вдохни всей грудью живительный воздух жизни и задумайся над тем, как ты должен прожить ее. Не называй своим ничего, кроме своей души. Люби не то, что ты есть, а то, каким хочешь и можешь стать. Станет все то, что жалко отдать, обузою на пути. Смотри вперед — в прошлогоднем гнезде птенцов уже не найти». После каждого спектакля ко мне в гримерку очередь выстраивается — людям близок этот герой.

культура: Потому и назвали свою книгу «Моя профессия: Дон Кихот», что разделяете принципы человека из Ламанчи? Говорят, Вы всегда встаете на защиту слабых и обиженных...
Зельдин: Я работаю в Театре Армии — сначала Красной, потом Советской, теперь Российской — с 1945 года. У меня есть связи, мне не откажут. Помогаю и с квартирами, и со званиями, и с зарплатой. Ко мне тянутся ребята молодые. «Я иду, даже если не вижу пути, я не знаю, куда я приду. Я иду, ибо кто-нибудь должен идти, для всех — и себе на беду. Это я, Дон Кихот»…

культура: Вы так хорошо читаете стихи. Сами никогда не сочиняли?
Зельдин: Нет. Я малограмотный человек. Не смейтесь! Очень плохо учился в школе. Правда, литературу любил, географию. Но вообще я необразованный. Ни одного языка иностранного не знаю, раньше не нужно было — за границу не ездили.

культура: Кстати, о загранице. Лента «Свинарка и пастух», сделавшая Вас знаменитым на весь СССР, демонстрировалась в США под названием «Они повстречались в Москве». Вы тогда ездили с фильмом?
Зельдин: Ни я, ни Марина Ладынина не ездили. Мне показали американскую газету со статьей о «Свинарке...». Очень хвалили Марину, меня, музыку. Сочиняли небылицы, что у меня шикарный особняк… Что меня ждут толпы девушек…

культура: А разве поклонниц не было?
Зельдин: Война шла! Какие поклонницы? Появились, когда начал играть «Учителя танцев». Для нашего театра это то же самое, что «Принцесса Турандот» для вахтанговцев. Кстати, никто не ожидал такого успеха, никто эту пьесу не знал. Репетировали по гримуборным, даже зал нам не давали: мол, что они там готовят — сопливую лирическую комедию…

культура: Отрицательные герои Вам тоже доставались...
Зельдин: Я не считаю их отрицательными, стараюсь найти в них что-то хорошее. В «Сказании о земле Сибирской» играл пианиста, интеллигентного человека. Почему он отрицательный? Судья в фильме «Десять негритят»… Его я тоже оправдывал: он покарал тех, кто избежал правосудия.

культура: А какие роли не случились?
Зельдин: У каждого актера есть такие. Мне бы хотелось сыграть Сирано де Бержерака, Незнамова в «Без вины виноватые»... Но что теперь говорить. Многое из того, что я сыграл, осталось в памяти поколения. И даже, наверное, не одного.

культура: Какое главное открытие Вы сделали за долгую жизнь?
Зельдин: Я не философ, не литератор, но в своей профессии являюсь врачевателем душ. Выхожу на сцену, и зрители ждут моих слов. Я говорю им о доброте, милосердии, красоте. Я к этому призываю. Даже конфликты между государствами мы, деятели культуры, должны — своими средствами, творчеством — сглаживать.

культура: Чувство ностальгии Вам знакомо или живете сегодняшним днем?
Зельдин: Моя занятость не оставляет времени на ностальгию. Судьба подарила мне возможность и силы до сих пор работать, но иногда думаю: Боже, а смогу ли я сыграть сегодня спектакль? Что вы хотите: 99 не перевернешь, чтобы стало 66...

культура: Есть ли что-то, одинаково любимое Вами и в молодости, и сегодня?
Зельдин: Очень люблю женщин. Моя мама ушла из жизни, когда мне было 17 лет. Она была для меня олицетворением женственности. Потом в театре я играл роли лирических любовников, и мне приходилось влюбляться, чтобы переживать чувство на сцене. Я находил в своей партнерше какие-то особые черточки: красивые глаза, губы, прическа, фигура, руки... Приходя в театр, всегда замечал, как одета актриса, как причесана. Женщинам это приятно. Мне однажды предложили пьесу, где не было женских ролей. Я два раза пришел на репетиции и отказался. Не могу!

культура: А что такое вообще женщина?
Зельдин: Чудо природы. В пьесе Горького «Яков Богомолов» герой говорит, что женщина «владычица мира, существо, от которого все племена и народы, сила, побеждающая смерть и уничтожение». Меня сегодня коробит движение за однополые браки. Черт с ними, пусть живут, как хотят, но они ведь демонстрации устраивают, шествия! Я не жестокий человек, но это ненавижу.

культура: С чем еще трудно миритесь в жизни?

 

Зельдин: Высокомерия не переношу. Никогда не был высокомерен.

Валерия Кудрявцева

Источник: portal-kultura.ru