«Видеть музыку, слышать танец» – творческое кредо Баланчина
Д. Трускиновская

С 18 по 30 сентября на сцене Нью-Йорк Сити Баллет состоится показ работ, целиком посвященных совместному творчеству композитора Игоря Стравинского и балетмейстера Джоржа Баланчина. Серия из 12 балетов станет своеобразной хроникой творческих отношений двух великих творцов ХХ-го века.

Джордж Ба­лан­чин – аме­ри­ка­нс­кий хо­ре­ог­раф, ве­ли­кий предс­та­ви­тель пер­вой вол­ны рус­ской эмиг­ра­ции, с ко­то­рым Стра­ви­нс­ко­го свя­зы­ва­ли тес­ные узы друж­бы и мно­го­лет­не­го сот­руд­ни­че­ст­ва.

Ге­ор­гий Ба­лан­чи­вад­зе ро­дил­ся в Санкт-Пе­тер­бур­ге 9 (22) ян­ва­ря 1904 го­да в семье из­ве­ст­но­го гру­зи­нс­ко­го ком­по­зи­то­ра, за­чи­на­те­ля гру­зи­нс­кой опе­ры и ро­ман­са, Ме­ли­то­на Ба­лан­чи­вад­зе (1862–1937), ко­то­ро­го тог­да на­зы­ва­ли «гру­зи­нс­ким Глин­кой». Его брат – Анд­рей Ба­лан­чи­вад­зе так­же та­ла­нт­ли­вый ком­по­зи­тор. В 1914 го­ду Ге­ор­гий Ба­лан­чи­вад­зе пос­ту­пил в Пет­рог­ра­дс­кое те­ат­раль­ное учи­ли­ще. Впер­вые он вы­шел на сце­ну в «Спя­щей кра­са­ви­це» – ис­пол­нил роль ма­лень­ко­го аму­ра. Впос­ле­д­ствии он вспо­ми­нал о шко­ле:  «У нас бы­ла нас­то­я­щая клас­си­чес­кая тех­ни­ка, чис­тая. В Моск­ве так не учи­ли... У них, в Моск­ве, все боль­ше по сце­не бе­га­ли го­лые, эта­ким кан­ди­бо­бе­ром, мус­ку­лы по­ка­зы­ва­ли. В Моск­ве бы­ло боль­ше ак­ро­ба­ти­ки. Это сов­сем не им­пе­ра­то­рс­кий стиль». Тог­да, в шко­ле, он поз­на­ко­мил­ся с му­зы­кой Чай­ко­вс­ко­го и по­лю­бил ее на всю жизнь.

Уче­ни­ком он был ста­ра­тель­ным и, окон­чив шко­лу, был в 1921 го­ду при­нят в труп­пу пет­рог­ра­дс­ко­го Го­су­да­р­ствен­но­го те­ат­ра опе­ры и ба­ле­та (быв­ше­го Ма­ри­инс­ко­го). Став в на­ча­ле 1920-х го­дов од­ним из ор­га­ни­за­то­ров кол­лек­ти­ва «Мо­ло­дой ба­лет», Ба­лан­чи­вад­зе ста­вил там свои но­ме­ра, ко­то­рые ис­пол­нял вмес­те с дру­ги­ми мо­ло­ды­ми ар­тис­та­ми. Жи­лось им не­лег­ко – при­хо­ди­лось и го­ло­дать.  В 1924 го­ду при со­дей­ствии пев­ца В.П. Дмит­ри­е­ва груп­па тан­цов­щи­ков по­лу­чи­ла раз­ре­ше­ние для вы­ез­да в ев­ро­пейс­кое тур­не. Ба­лан­чи­вад­зе твер­до ре­шил, что на­зад не вер­нет­ся. Их бы­ло чет­ве­ро – Та­ма­ра Джи­ва, Алек­са­нд­ра Да­ни­ло­ва, Ге­ор­гий Ба­лан­чин и Ни­ко­лай Ефи­мов, им бе­зум­но хо­те­лось уви­деть мир, они по­ка­ти­ли по всей Ев­ро­пе. Дя­ги­лев их уви­дел в Лон­до­не.

Ге­ор­гию Ба­лан­чи­вад­зе по­вез­ло: сам Дя­ги­лев, прос­лав­лен­ный аван­гар­ди­с­тский ант­реп­ре­нер, об­ра­тил на не­го вни­ма­ние. Мо­ло­дой ар­тист стал сле­ду­ю­щим, пос­ле Бро­нис­ла­вы Ни­жи­нс­кой, хо­ре­ог­ра­фом труп­пы «Рус­ско­го ба­ле­та Сер­гея Дя­ги­ле­ва». Дя­ги­лев по­ме­нял ему имя на ев­ро­пейс­кий лад – так по­я­вил­ся ба­лет­мейс­тер Ба­лан­чин.   Он пос­та­вил для Дя­ги­ле­ва де­сять ба­ле­тов, в том чис­ле «Апол­лон Му­са­гет» на му­зы­ку Иго­ря Стра­ви­нс­ко­го (1928), ко­то­рый, вмес­те с «Блуд­ным сы­ном» на му­зы­ку Сер­гея Про­кофь­е­ва до сих пор счи­та­ет­ся ше­дев­ром не­ок­лас­си­чес­кой хо­ре­ог­ра­фии. Тог­да же на­ча­лось мно­го­лет­нее сот­руд­ни­че­ст­во Ба­лан­чи­на и Стра­ви­нс­ко­го и бы­ло оз­ву­че­но твор­чес­кое кре­до Ба­лан­чи­на: «Ви­деть му­зы­ку, слы­шать та­нец».

Во вре­мя од­но­го спек­так­ля Ба­лан­чин трав­ми­ро­вал ко­ле­но. Это обс­то­я­тель­ство ог­ра­ни­чи­ло его воз­мож­нос­ти тан­цов­щи­ка, но за­то да­ло ему сво­бод­ное вре­мя для за­ня­тий хо­ре­ог­ра­фи­ей. Он по­чу­в­ство­вал вкус к пре­по­да­ва­нию и по­нял, что это его нас­то­я­щее приз­ва­ние. Вер­нув­шись в Па­риж в 1933 го­ду, он ос­но­вал свою собствен­ную ком­па­нию. Ху­до­же­ст­вен­ны­ми ру­ко­во­ди­те­ля­ми этой ком­па­нии бы­ли Бер­тольд Брехт и Курт Вейль. В сот­руд­ни­че­ст­ве с ни­ми Ба­лан­чин соз­да­вал ба­лет двад­ца­то­го ве­ка.

Как-то Ба­лан­чин в 1935 го­ду на­шел в па­ри­жс­кой биб­ли­о­те­ке дип­лом­ную сим­фо­нию мо­ло­до­го Жор­жа Би­зе и меж­ду де­лом, в по­ряд­ке за­пол­не­ния вы­нуж­ден­но­го прос­тоя, пос­та­вил прос­тень­кий, ни на что не пре­тен­ду­ю­щий ба­лет «Сим­фо­ния С», став­ший, как вы­яс­ни­лось поз­же, од­ним из его ше­дев­ров. Ког­да Ба­лан­чи­на в 1947 го­ду приг­ла­си­ли в па­ри­жс­кую «Гранд-опе­ра», он выб­рал эту вещь для сво­е­го де­бю­та под наз­ва­ни­ем «Хрус­таль­ный дво­рец». Ус­пех был гран­ди­оз­ный. Пос­ле это­го в 1948 го­ду Ба­лан­чин пе­ре­нес пос­та­нов­ку в Нью-Йорк, и с тех пор она не схо­дит со сце­ны Нью-Йорс­ко­го го­ро­дс­ко­го ба­ле­та.

Пос­ле смер­ти Дя­ги­ле­ва в 1929 го­ду «Рус­ский ба­лет» на­чал рас­па­дать­ся, и Ба­лан­чин по­ки­нул его. Он ра­бо­тал сна­ча­ла в Лон­до­не, за­тем в Ко­пен­га­ге­не, где был приг­ла­шён­ным ба­лет­мейс­те­ром. Вер­нув­шись на не­ко­то­рое вре­мя в «Но­вый Рус­ский ба­лет», ко­то­рый обос­но­вал­ся в Мон­те-Кар­ло, и пос­та­вив нес­коль­ко но­ме­ров для Та­ма­ры Ту­ма­но­вой, Ба­лан­чин вско­ре вновь ушёл из не­го, ре­шив ор­га­ни­зо­вать собствен­ную труп­пу – «Les Ballets 1933». Труп­па про­су­ще­ст­во­ва­ла лишь нес­коль­ко ме­ся­цев, но за это вре­мя бы­ло осу­ще­с­твле­но нес­коль­ко ус­пеш­ных пос­та­но­вок на му­зы­ку Да­ри­ю­са Мийо, Кур­та Вей­ля, Ан­ри Со­ге. Уви­дев их, из­ве­ст­ный аме­ри­ка­нс­кий ме­це­нат Лин­кольн Кирс­тайн пред­ло­жил Ба­лан­чи­ну пе­реб­рать­ся в США для соз­да­ния Шко­лы аме­ри­ка­нс­ко­го ба­ле­та и труп­пы «Аме­ри­ка­нс­кий ба­лет». Хо­ре­ог­раф сог­ла­сил­ся.

Бос­то­нс­кий муль­ти­мил­ли­о­нер Кирс­тайн был одер­жим ба­ле­том. У не­го бы­ла меч­та – соз­дать аме­ри­ка­нс­кую ба­лет­ную шко­лу, и на ее ба­зе – аме­ри­ка­нс­кую ба­лет­ную ком­па­нию. В ли­це мо­ло­до­го, ищу­ще­го, та­ла­нт­ли­во­го, ам­би­ци­оз­но­го Ба­лан­чи­на Кирс­тайн уви­дел че­ло­ве­ка, спо­соб­но­го воп­ло­тить его меч­ту в жизнь.

В 1933 го­ду Ба­лан­чин пе­реб­рал­ся в Со­е­ди­нен­ные Шта­ты.   Здесь на­чал­ся са­мый дли­тель­ный и блес­тя­щий пе­ри­од его де­я­тель­нос­ти.

Стар­то­вал ба­лет­мейс­тер бук­валь­но на пус­том мес­те. Пер­вым про­ек­том Джорд­жа Ба­лан­чи­на на но­вом мес­те бы­ло отк­ры­тие ба­лет­ной шко­лы. При фи­нан­со­вой под­де­рж­ке Кирс­тай­на и Эд­вар­да Уор­бер­га 2 ян­ва­ря 1934 го­да Шко­ла аме­ри­ка­нс­ко­го ба­ле­та при­ня­ла пер­вых уче­ни­ков. Пер­вым ба­ле­том, ко­то­рый Ба­лан­чин пос­та­вил со сту­ден­та­ми, бы­ла «Се­ре­на­да» на му­зы­ку Чай­ко­вс­ко­го.  За­тем бы­ла соз­да­на не­боль­шая про­фес­си­о­наль­ная труп­па «Аме­ри­ка­нс­кий ба­лет». Она тан­це­ва­ла сна­ча­ла в «Мет­ро­по­ли­тен-опе­ра» – с 1935 по 1938 год, за­тем гаст­ро­ли­ро­ва­ла как са­мос­то­я­тель­ный кол­лек­тив. В 1936 го­ду Ба­лан­чин пос­та­вил ба­лет «Убий­ство на Де­ся­той аве­ню». Пер­вые ре­цен­зии бы­ли унич­то­жа­ю­щи­ми. Ба­лан­чин ос­та­вал­ся не­воз­му­ти­мым; он твер­до ве­рил в ус­пех. Ус­пех при­шел пос­ле де­ся­ти­ле­тий нап­ря­жен­но­го тру­да: яви­лись и не­из­мен­ные вос­тор­ги прес­сы, и мно­го­мил­ли­он­ный грант от Фон­да Фор­да, и порт­рет Ба­лан­чи­на на об­лож­ке жур­на­ла «Тайм». И глав­ное – пе­ре­пол­нен­ные за­лы на предс­тав­ле­ни­ях его ба­лет­ной труп­пы. Джордж Ба­лан­чин стал приз­нан­ным гла­вой аме­ри­ка­нс­ко­го ба­ле­та, за­ко­но­да­те­лем вку­сов, од­ним из ли­де­ров не­ок­лас­си­циз­ма в ис­ку­с­стве.  В 1940 го­ду Ба­лан­чин стал граж­да­ни­ном США.

{div width:385|float:left}{module stravinsky}{/div}В 1946 го­ду Ба­лан­чин и Кирс­тайн ос­но­ва­ли труп­пу «Ба­лет­ное об­ще­ст­во», а в 1948 го­ду Ба­лан­чи­ну пред­ло­жи­ли ру­ко­во­дить этой труп­пой в сос­та­ве Нью-Йоркско­го цент­ра му­зы­ки и дра­мы. Так «Ба­лет­ное об­ще­ст­во» ста­ло Нью-Йоркским го­ро­дс­ким ба­ле­том.  Ка­за­лось бы, Ба­лан­чи­ну, вос­пи­тан­но­му на клас­си­чес­ком ба­лет­ном ре­пер­ту­а­ре, по­лу­чив­ше­му клас­си­чес­кое му­зы­каль­ное об­ра­зо­ва­ние, Чай­ко­вс­кий дол­жен быть бли­же, чем, ска­жем, Па­уль Хин­де­мит. Но круг его лю­би­мых ком­по­зи­то­ров был ши­рок. Он вклю­чал Чай­ко­вс­ко­го и Про­кофь­е­ва,  Ба­ха, Мо­цар­та и Глю­ка, Ра­ве­ля и Би­зе, Бернстай­на и Гол­да, Герш­ви­на и то­го же Хин­де­ми­та, ко­то­ро­му он за­ка­зал му­зы­ку «Че­ты­ре тем­пе­ра­мен­та» для отк­ры­тия «Ба­лет­но­го об­ще­ст­ва».  Но бли­же все­го Ба­лан­чи­ну бы­ло твор­че­ст­во Иго­ря Стра­ви­нс­ко­го, друж­ба с ко­то­рым про­дол­жа­лась до кон­ца дней ком­по­зи­то­ра. Их  ла­ко­м­ство сос­то­я­лось в 1925 г. во вре­мя пос­та­нов­ки ба­ле­та “Песнь со­ловья».  Стра­ви­нс­кий це­нил в Ба­лан­чи­не пре­вос­ход­но­го му­зы­кан­та и чрез­вы­чай­но близ­ко­го ему по ду­ху ар­тис­та. Он счи­тал, что имен­но Ба­лан­чи­ну, как ни­ко­му дру­го­му, уда­лось про­ник­нуть в свя­тая свя­тых его ком­по­зи­то­рс­ко­го сти­ля и вы­ра­зить в тан­це­валь­ных ком­по­зи­ци­ях са­мое су­ще­ст­во его му­зы­ки. “Ви­деть хо­ре­ог­ра­фию Ба­лан­чи­на – это все рав­но что слы­шать му­зы­ку гла­за­ми,» – пи­сал Стра­ви­нс­кий. В свою оче­редь Ба­лан­чин ут­ве­рж­дал, что все на­пи­сан­ное Стра­ви­нс­ким мо­жет и долж­но быть воп­ло­ще­но в тан­це. Ба­лан­чин пос­та­вил око­ло 30-ти ба­ле­тов на му­зы­ку Стра­ви­нс­ко­го, в ос­но­ву боль­шей час­ти из них по­ло­же­ны не ба­лет­ные пар­ти­ту­ры ком­по­зи­то­ра. Му­зы­ка оз­на­ча­ла неч­то боль­шее, чем ос­тов для хо­ре­ог­ра­фии. Му­зы­ка да­ва­ла им­пульс.   По­ка он не «ви­дел» му­зы­ку, он не на­чи­нал ра­бо­тать. Ни­ка­ких за­ра­нее за­ка­зан­ных сю­же­тов он не приз­на­вал: му­зы­ка ре­ша­ла все. Ба­лан­чин чи­тал кла­вир с лис­та и сра­зу ви­дел: его ли это му­зы­ка. Его му­зы­каль­ное об­ра­зо­ва­ние поз­во­ля­ло ему на­хо­дить кон­такт с ком­по­зи­то­ра­ми и вно­сить свои кор­рек­ти­вы в ор­ке­ст­ров­ки. Быст­ро­та, с ко­то­рой он ста­вил свои ба­ле­ты, во мно­гом за­ви­се­ла от его уме­ния быст­ро чи­тать кла­вир..

В 1950–1960-е го­ды Ба­лан­чин осу­ще­ст­вил ряд ус­пеш­ных пос­та­но­вок, в чис­ле ко­то­рых – «Щел­кун­чик» Чай­ко­вс­ко­го, ис­пол­не­ние ко­то­ро­го ста­ло рож­де­ст­ве­нс­кой тра­ди­ци­ей в США.  По мет­ко­му вы­ра­же­нию Мо­ри­са Бе­жа­ра, Ба­лан­чин «пе­ре­нес в эру межп­ла­нет­ных пу­те­ше­ст­вий аро­мат кур­ту­аз­ных тан­цев, ук­ра­шав­ших сво­и­ми гир­лян­да­ми дво­ры Лю­до­ви­ка XIV и Ни­ко­лая II». Он возв­ра­щал на ба­лет­ную сце­ну чис­тый та­нец, от­тес­нен­ный на вто­рой план сю­жет­ны­ми ба­ле­та­ми.

Источник: russian-bazaar.com