Популизм против глобализма
Светлана Лурье
Что на современном Западе может быть родственно России*
Источник: альманах «Развитие и экономика», №19, март 2018, стр. 184
Светлана Владимировна Лурье – доктор культурологии, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Социологического института ФНИСЦ РАН
Хотим того или не хотим, но пути России и Запада всё более расходятся. Россия настаивает на своем значении как самостоятельной цивилизации. Но насколько Россия и Запад действительно антагонисты? Когда начинался украинский кризис, Россия надеялась, что всеобъемлющего конфликта с Западом не произойдет, поскольку антироссийские западные элиты в ближайшем времени сменятся на более или менее пророссийские. Рассчитывали прежде всего на Дональда Трампа, который обещал «поладить с Путиным», и на Марин Ле Пен, которая должна была разбить единство Евросоюза в его стремлении подавить Россию, а также на европейских популистов. Теперь пришло время подвести некоторые итоги и оценить, остаются ли еще у России надежды на поддержку с Запада.
Посыл у нас такой. Каждый внешнеполитический субъект – и Россия, и Запад – неоднороден, в нем присутствуют внутренние альтернативы, прежде всего – мировоззренческие и ценностные, которые и определяют его действия на внешнеполитической арене. Между внешнеполитическими субъектами может быть некоторая созвучность тех или иных внутренних альтернатив, которую можно определить как избирательное сродство. Есть ли в потенции такое сродство с современным Западом? Какие из внутренних альтернатив Запада нам могут быть близки?
Либерализм и популизм
Да, Запад действительно неоднороден. В нем, грубо говоря, две внутренние альтернативы. Одна – превалирующая сегодня – либеральная, глобалистская (от якобы всечеловечества идущая), та, что в основе своей порождена ценностями эпохи Просвещения и европейского Модерна с их акцентом на правах индивида и отказе от любой групповой идентичности: религиозной, национальной, патриотической, а теперь уже и гендерной. Ее главным воплощением сегодня является Евросоюз с его постхристианством, толерантностью, политкорректностью и мультикультурализмом. Впрочем, определенная групповая идентичность у современных либералов-глобалистов остается, хотя они ее не всегда афишируют, – идентичность по принадлежности к элите. Глобалисты выражают интересы тех, кто живет в глобальном мире без границ, мобилен и достаточно обеспечен для того, чтобы пользоваться «благами цивилизации». Последние сегодня обещают в ближайшие годы и десятилетия человеку практически бессмертие за счет достижений медицины и компьютерных технологий – пресловутого искусственного интеллекта.
Эта тенденция выражена, и даже очень, и в России – вот как раз российский глобалист Алексей Кудрин недавно заявил стране, что через 10–15 лет человек станет практически бессмертным. Не каждый, конечно, а тот, кто принадлежит к элите. И в России, между прочим, под эгидой РАН финансируются и такие странные программы, как обеспечения человеческого бессмертия за счет переноса его мозга на электронный носитель.
Эта глобальная элита, представляющая у нас экономический блок правительства, является частью мировой элиты, и конечно, такие ценности, как религия, народ, патриотизм, ей кажутся вредными. А российские ценностно-геополитические проблемы наподобие украинской являются для представителей такой элиты лишь досадным недоразумением. В рамках их взглядов и установок наша экономика никогда не станет национальной, поскольку глобалисты отказались от национальной ориентированности в экономике как пережитка. Подобный подход – правда, только в экономическом плане – не вполне отвергается и Владимиром Путиным, что делает российскую геополитику не совсем целостной, не всегда твердой и не во всех вопросах выдержанной.
Встроенность России в мировую экономику является до некоторой степени и фактором стабильности, на чем настаивают российские глобальные экономические элиты, допущенные во власть. Однако главный упрек изложенной позиции состоит в том, что она не предполагает серьезного противостояния локальной силы (а Россия в этой системе координат является локальной силой) тому, что понимается как центр, – западной либеральной цивилизации. Например, как оказалось по результатам последнего Гайдаровского форума, в России вообще не ставилось задачи насыщения внутреннего рынка отечественными товарами, зато ставилась задача выхода на глобальные рынки, которая отчасти и была реализована. (Это в ситуации нарастающей сегодня реальной военной тревоги!) В рамках либеральной парадигмы – пусть и только в экономическом ее срезе – мы противостоять Западу не сможем, у нас просто нет для этого никаких механизмов.
Идеология либерализма и глобализма, ставшая на Западе фактически тоталитарной (и всё шире распространяющаяся и в России), стремится вытравить из европейской культуры всё естественное – христианскую религию, ценность семьи, культурную преемственность, историю с ее взлетами и падениями, высокую культуру. Что касается последней, то она решительно и безоговорочно подменяется массовой, снижается уровень образования путем его «демократизации». То есть фактически люди превращаются в быдло, которым будет удобно управлять «сверхчеловекам», которые станут «почти бессмертными».
Теперь о том, что в современном мире пытается противостоять либерализму и глобализму, – то есть о популизме. Популизм сегодня – это вовсе не использование в политической агитации нереалистичных лозунгов, привлекающих массы, это идеология, отражающая интересы некоего условного большинства с его консервативной групповой идентичностью – религиозной и национальной, – а также с протекционистскими экономическими интересами. На такое белое консервативное большинство в своей стране ориентируется, например, Дональд Трамп.
Жесткого водораздела между популистами и либералами нет. Как в России политический популизм сочетается с экономическим либерализмом, так и некоторые западные популисты являются экономическими либералами и глобалистами. Например, итальянские правые, чей пример любопытен в силу тонких переплетений в их среде идей популизма и либерализма.
Итальянские правые в настоящий момент особенно интересны России, поскольку у них много шансов прийти к власти. А это будет означать, что в крупной европейской стране у власти окажется сила, способная разрушить европейский санкционный консенсус против России. Наиболее вероятен приход к власти «Лиги Севера» во главе с Маттео Сальвини (особенно в случае ее поддержки экс-премьер-министром Сильвио Берлускони, которому по суду запрещено пока занимать политические посты, – с его партией «Вперед, Италия»). «Лига Севера» – это политические популисты, которые ориентированы на интересы среднего класса северных провинций Италии. Лозунг о независимости этих провинций «Лигой Севера» снят, но регионализм остается. Однако за «северян» голосуют и жители южных провинций. Так, по итогам местных выборов, прошедших прошлым летом, в 16 из 22 крупных городов Италии победу одержала коалиция правоцентристских сил, в которую вошли «Вперед, Италия», «Лига Севера» и «Братья Италии» Джорджии Мелони. Лидеры двух крупнейших партий коалиции – Маттео Сальвини (весьма вероятно – будущий премьер-министр) и Сильвии Берлускони – популисты, но в экономических вопросах – либералы и рыночники. Другая правая итальянская партия – «Движение пяти звезд» – скорее за протекционизм в экономической политике. (Партия, кстати, показала внушительные результат на местных выборах в Сицилии, набрав 35 процентов голосов, и в принципе возможно, что «Лига Севера» пойдет на парламентские выборы в союзе именно с ней, а не с Берлускони.) Но, по сути, и эта партия является порождением глобализма – она сетевая, возникшая из тех, кто ставил лайки под постами итальянского писателя-сатирика Беппе Грилло. (Возможно, именно так и должны складываться политические партии в глобальном мире!) За экономический либерализм выступает и немецкая праворадикальная и популистская партия «Альтернатива для Германии».
Курс на протекционизм поддерживают далеко не все правые популисты. Но таковы, например, американский президент Дональд Трамп и Ярослав Качиньский, лидер правящей ныне в Польше партии «Право и справедливость». С последним у России вообще нет никакого контакта.
Популисты очень разнообразны… С кем из них у нас имеется избирательное сродство и в чем оно состоит?
Такие разные популисты
Все популисты, в отличие от либералов, стремятся выразить интересы «простых американцев», «простых французов», «простых немцев», «простых итальянцев» и т. п., то есть, как подразумевается, большинства населения стран. Большинство тут условное – или, точнее, идеальное. Так, Дональд Трамп апеллировал именно к белому протестантскому большинству американцев – большинству, страдающему от глобализма и всевластия меньшинств. Но хотя он и победил голосами белых американцев, его поддержка ими не безусловна: рейтинги показывают, что даже при явных успехах американского президента в области экономики, ему доверяют значительно меньше половины американцев. Марин Ле Пен, надеявшаяся выразить позицию коренных французов, набрала лишь около трети голосов на президентских выборах во Франции, а на парламентских ее «Национальный фронт» и вовсе, вопреки ожиданиям, набрал ничтожное количество голосов. И хотя повсеместно отмечается рост влияния популистов (даже в Германии в бундестаг вошла правопопулистская «Альтернатива для Германии»), сил у них пока немного. А там, где правые популисты пришли к власти – как, например, в Австрии (случай Польши оставим для отдельного рассмотрения), – еще большой вопрос, удастся ли им хотя бы отчасти выполнить свои предвыборные обещания.
Популисты проигрывают не потому, что не выражают интересов большинства, а потому, что не выражают их мнений. А мнения большинства формируются либералами и глобалистами, которые создали в Европе и в Америке предельно идеологизированное общество, где сомнения в толерантности, гендерной идеологии и мультикультурализме являются недопустимыми, где с популизмом – благодаря либеральным СМИ – ассоциируется слово «ненависть», где само сочувствие популистам делает человека как бы морально ущербными. Не во всех странах это так – итальянские популисты, например, отнюдь не являются маргинальными фигурами в политическом раскладе внутри страны, но в рамках Евросоюза они маргиналы. Польские правые популисты и вовсе у власти, но для Евросоюза они – шокирующий фактор и сплошная головная боль.
Как уже отмечалось выше, популисты могут быть протекционистами и либералами в экономике, могут быть правыми (как «Лига Севера», «Альтернатива для Германии» или «Право и справедливость») или левыми, как французский «Национальный фронт». Европейские популисты не составляют единой фракции в Европарламенте. «Лига Севера», Австрийская партия свободы, «Альтернатива для Германии», французский «Национальный фронт», нидерландская Партия свободы, бельгийский «Фламандский интерес», польский «Конгресс новых правых» объединены во фракцию «Европа наций и свобод» Европарламента и периодически собираются на свои встречи. «Движение пяти звезд», британская Партия независимости Соединенного Королевства, «Право и справедливость», Венгерский демократический форум и еще ряд европейских консервативных партий входят в Европарламенте во фракцию «Европейские консерваторы и реформисты». Там же состоят и некоторые британские консерваторы (тори), которых трудно назвать популистами, и до недавнего времени находилась и «Альтернатива для Германии», которая, однако, была исключена за слишком радикальные высказывания в адрес мигрантов.
Всех европейских популистов – вне зависимости от их прочих особенностей – объединяет евроскептицизм, неприятие одного из главных плодов глобализма и либерализма – Евросоюза, который является выражением наднациональной идентичности, индивидуалистских ценностей, превратившихся в глобальную толерантность, отрицание странового и культурного патриотизма, национализма, преемственной культурной идентичности и культурных традиций государств.
А если брать шире, то все они, в большей или меньшей степени, против порождений либерализма и глобализма – то есть против монстра, сотворенного постхристианским и постмодернистским Западом.
Возможен ли союз России с европейскими популистами?
В России глобализм сталкивается с мощным противодействием, и наши нынешние власти, пусть с отступлениями, но в целом противостоят этой идеологии. Поэтому когда до нашей консервативной общественности доходят новости о тех силах на Западе, которые хотят противостоять глобализму, у нее возникает горячее желание выступить с ними в союзе. Желание естественное, поскольку альтернатива глобализму – это в любом случае, помимо всех рациональных соображений, борьба человека против «сверхчеловека», монстра. Глобализм и либеральная идеология – это уродливые порождения секулярной европейской культуры, бороться с которыми необходимо и естественно для человека доброй христианской воли. Но вот возможно ли сотрудничество с европейскими популистами, а если возможно – то в чем?
Те, кто выводит себя за рамки глобальной либеральной идеологии, в большей или меньшей степени остаются носителями собственной религиозной, культурной, исторической и ментальной традиции. И в этом случае на первый план порой выступает отнюдь не только то, что нас объединяет, но и то, что фатально разделяет. Так, успехи польской партии Ярослава Качиньского «Право и справедливость» в борьбе с либерализмом и глобализмом впечатляют. Но нам трудно выступить с этой силой единым фронтом. Та политическая программа, которую продвигает «Право и справедливость», может показаться вполне обычной программой европейских консерваторов: против диктата Евросоюза, против мигрантов, за традиционные ценности плюс экономический протекционизм. Правительством Польши еще в начале 2016 года разработан и принят «План во имя ответственного развития», в основе которого – инновационная экономика, модернизация и реиндустриализация. Поляки намерены строить сильное государство, активно вмешивающееся в экономику.
Но вот идеологическая база Польши специфична – хотя и вполне традиционна, нелиберальна. Доминирует так называемая ягеллонская идея, основанная на памяти о Речи Посполитой Обоих Народов, которая в XVI веке простиралась от Балтийского до Черного моря.
Члены и сторонники «Права и справедливости» – ярые католики. Ярослав Качиньский утверждает, что Польша желает стать в Европе силой, которая «определяет <…> путь возвращения к фундаментальным ценностям, к настоящей свободе, к победе и укреплению цивилизации, опирающейся на христианство». Президент страны Анджей Дуда активно поддержал новый проект Качиньского – движение за интронизацию Иисуса Христа, то есть за провозглашение Спасителя королем Польши. Кстати, Ватикан пребывает в конфликте с польскими епископами по многим вопросам, а порой просто находится в ужасе от того, что творят поляки. Но современный Ватикан – сам либеральный и глобалистский, а потому противостоящие ему поляки – большие католики, чем сам папа римский.
Идея провозглашения Христа польским королем неслучайна. Она теснейшим образом переплетена с польской мессианской идеей, которая была сформулирована в XIX веке и согласно которой Польша – единственная христианская страна Европы. Она – мессия, ибо послана в мир искупить грехи рода человеческого и, как мессия, распята. С мессианской идеей связан и так называемый смоленский культ: «догмат» об убиении русскими польского президента Леха Качиньского. Многих поляков нельзя уже переубедить: «искупительная жертва» Леха Качиньского – предмет религиозной веры.
Поэтому Россия, убившая, по мнению поляков, Леха Качиньского, – для большинства безусловное зло. Причем и для рядового поляка, и для польского популиста. Ведь Россия – оплот православия, то есть того, чему Польша со своим католичеством по преимуществу и противостоит. Именно с Россией боролась Польша и была, как полагают рядовые поляки, всегда побеждаема. Характерны строки из стихотворения польского поэта XIX века Зигмунда Красинского о русских: «Я с материнским молоком впитал, / Что не любить вас свято и прекрасно! / И эта ненависть – вот всё мое богатство». В Польше могут раздаваться голоса о прагматическом подходе к России, но политика Польши всегда неизбежно скатывается к противостоянию нам.
Я отнюдь не хочу сказать, что не может быть никакого диалога с консерваторами-католиками. Налицо определенное историческое взаимное притяжение русской и итальянской культур. Итальянские, французские, австрийские правые католики вполне могут быть нашими политическими собеседниками и союзниками в вопросах противостояния современной постхристианской толерантности. Однако и между самими консерваторами противостояние может быть не меньше, чем между консерваторами и глобалистами, поскольку, повторюсь, отказавшись от идеологии глобализма, народы возвращаются к своим исконным традициям, которые не всегда совместимы друг с другом.
Поэтому общие ценности, объединяющие Россию с теми, кого зовут популистами и консерваторами, необязательно приведут к единству между нами. Враг моего врага не всегда автоматически мой друг. Но при этом некоторое избирательное сродство, пусть и на отрицательной почве – крушения принципов либерального глобализма, тут есть.
Что следует и чего не следует ожидать от европейских популистов?
Выше отмечалось, что европейские популисты – евроскептики. Может быть, корректнее было бы сказать, что они не евроскептики, а всего лишь не евроэнтузиасты. Та же Польша вовсе не собирается выходить из Евросоюза. Конечно, Качиньский утверждает, как и все европейские правые, что ЕС необходимо децентрализовать. Но всё же отношение к Евросоюзу у поляков несколько другое, чем у западноевропейцев. «Право и справедливость» не интересует теоретическое обоснование того, какой должна быть Европа. Для поляков своя рубашка ближе к телу, а от ЕС они и так получают щедрые гранты. Сейчас, правда, Евросоюз начал процедуру, которая может обернуться для Польши санкциями – лишением права голоса в Совете Европы и штрафными акциями, в том числе прекращением помощи из фондов развития ЕС.
Не сторонница выхода из ЕС и «Альтернатива для Германии». Она желает лишь возвращения к национальной немецкой валюте – марке. «Альтернатива для Германии» против мультикультурализма, навязываемого Ангелой Меркель и связанными с ней силами – как европейскими, так и собственно германскими, и хочет разрушить в сознании современных немцев привитую им убежденность в необходимости приветствовать у себя, в Германии, чужую пришлую культуру, разрушающую устои собственно немецкой культуры. «Альтернатива для Германии» призывает перекрыть поток прибывающих в страну мигрантов. Она настаивает на главенствующей роли традиционной немецкой культуры и отвергает ислам в качестве составной части немецкого общества. «Альтернатива для Германии» выступает за отмену санкций против России без каких-либо предварительных условий и одновременно – за расширение экономического сотрудничества с нашей страной. Конфликт на востоке Украины в ее предвыборной программе вообще не упоминается. В «Альтернативе для Германии» полагают, что «разрядка в отношениях с Россией является предпосылкой прочного мира в Европе» и «в интересах Германии вовлечь Россию в общую структуру безопасности, не упуская из виду собственные интересы, а также интересы наших союзников».
«Альтернатива для Германии» за традиционные и семейные ценности и усиленно продвигает модель классической многодетной семьи. Тут, правда, есть одно но… Первыми номерами в избирательном списке партии были Александер Гауланд и Алис Вайдель. Вайдель – открытая лесбиянка, которая живет с гражданской женой и воспитывает двух ее сыновей. Гауланд славится своими сомнительными высказываниями о временах национал-социализма в Германии – например, что «немцы могут гордиться подвигами немецких солдат в Первой и Второй мировых войнах, несмотря на преступления, совершенные вермахтом», и немцы «имеют право вернуть себе не только нашу страну, но и наше прошлое». В общем, партия неоднозначная, и возможно ли с ней сотрудничество – покажет время. Да и вес ее в бундестаге слишком невелик.
Брекзит – свершившийся уже референдум о выходе одной из ключевых стран из Евросоюза, поддерживаемый британскими популистами, как известно, ничего положительного России не принес.
Есть ли шанс, что, придя к власти, европейские правые – те, что против антироссийской политики Евросоюза, – смогут нарушить европейское единогласие в репрессивной антироссийской политике?
Ультраправая Австрийской партия свободы Хайнца-Кристиана Штрахе чуть больше года назад заключила соглашение о союзничестве с «Единой Россией». Эта партия признала Крым российским и обещала снять с России санкции. Штрахе в Европе относили к числу «друзей Путина». И вот его партия пришла к власти в коалиции с правой Австрийской народной партией, лидер которой – Себастьян Курц – тоже был противником санкций и полагал, что «мир на нашем континенте может быть только с Россией», признавался в большом уважении к русскому народу. Уже после выборов, будучи приглашенным к переговорам по формированию нового правительства Австрии, Штрахе говорил о том, что хочет «найти решение, чтобы смягчить или снять эти несчастные санкции». Но после вхождения в состав правительства Штрахе заявил, что да, его партия в составе нового правительства будет бороться за отмену антироссийских санкций, но если это решение не получит поддержки большинства, то партия будет следовать общей позиции Евросоюза. Дальше – больше. Штрахе объявил, что коалиционное правительство не будет проводить референдум о выходе Австрии из состава ЕС. А канцлер Себастьян Курц и подавно отметил, что позиция Австрии в отношении антироссийских санкций с приходом к власти нового коалиционного правительства останется неизменной.
Так что само по себе превращение «друзей Путина» в правящую партию еще ничего не означает, поскольку им противостоит огромная махина Евросоюза. Да еще вопрос, сколько у них личной заинтересованности в лоббировании на европейской арене интересов России, будут ли они ради нас копья ломать? Ведь на переднем плане у австрийских правых собственные проблемы страны, в которых российский вопрос мог бы при стечении обстоятельств стать только лишь инструментом.
Активно против антироссийской политики Европы выступала Марин Ле Пен. Она же – самый убежденный враг Евросоюза в рядах европейских популистов. Но она проиграла. Правда, не теряет духа. Совсем недавно она заявила: «Я надеюсь, что мы свергнем ЕС изнутри. Мы должны вести себя как завоеватели. <…> Евросоюз является катастрофическим институтом, из-за которого европейский континент движется к своей гибели. <…> Европейские народы должны освободиться от оков ЕС».
Лидер «Лиги Севера» Маттео Сальвини, как и Ле Пен, предвещает конец Евросоюза, выступает против глобализма и контроля над информацией со стороны либералов-глобалистов: «К сожалению, в Италии и Европе довлеет тотальный контроль над СМИ. Телевидение, пресса, интернет-ресурсы. Очень много изданий, которые финансируются, например, Соросом, финансовыми кругами в целях политкорректности. Им платят, чтобы представить единственную точку зрения». Сальвини хочет видеть «Европу народов, отношения в которой построены на уважении. Европа, которая предпринимает немного действий, но правильных, которая защищает границы, борется с исламским терроризмом – находится в хороших экономических отношениях со всем миром. Однако при этом она не насаждает абсурдные решения против воли и права европейских граждан». Сальвини за традиционные ценности, против политкорректности. Причем здесь Сальвини – так же, как и поляки, – выступает против современного Ватикана и папы римского Франциска, говоря: «Существуют серьезные противоречия внутри Католической церкви. Есть движение модернистов, а есть движение, привязанное к традиционным ценностям, идентичности, семье. <…> В Италии, к сожалению, на данный момент большинство выступает за политкорректность, за принятие всех мигрантов в страну, за гей-союзы <…>. Поэтому у нас сложилась такая ситуация – епископы, которые конкретно выражают свою позицию в отношении определенной модели семьи и общества, оказываются в меньшинстве».
Сальвини признает определенную близость русской и итальянской культур, их взаимную открытость: «Я не историк, но когда вы заговорите с обычными жителями Апеннинского полуострова, то сразу увидите, что мы смотрим на Россию с искренней симпатией и любовью. Есть множество вещей, связанных с вашей страной, которые нам нравятся: музыка, искусство, литература, города, природа. Никто в Италии не понимает, почему были приняты антироссийские санкции, и никто их не поддерживает. Вот почему мы должны на ближайших парламентских выборах сделать всё, чтобы отправить в отставку правительство, которое игнорирует желание итальянцев жить в мире и дружбе с Россией». Определенные симпатии Сальвини к России очевидны, а лидера России Владимира Путина он просто превозносит: «Путин защищает идентичность народов, выступает против массовой иммиграции, поддерживает традиционную семью, защищает национальный и экономический суверенитет». На встрече с Путиным в Милане Сальвини подарил российскому президенту его статуэтку в виде покровителя «Лиги Севера».
Но смогут ли те же итальянские правые, приход к власти которых, повторюсь, весьма вероятен, добиться, чтобы хотя бы их собственная страна вышла из режима антироссийских санкций? Обратимся к раскладу сил в Италии. Фактически весь правый и популистский спектр в Италии пророссийский. Про Маттео Сальвини уже сказано достаточно. Лидер партии «Новая сила» Роберто Фиоре признается: «Мы завидуем русским, у которых такой национальный лидер». Эта партия, по признанию ее лидера, даже стала лояльно относиться к Берлускони, руководствуясь тем, что «у Путина не может быть плохих друзей». А Берлускони – это всем известно – друг Путина. Паоло Гримольди, депутат от партии «Лига Севера» в итальянском парламенте, основал в нем официальную группу «Друзья Путина». В нее вошли 40 человек: помимо всех избранных по спискам «Лиги Севера» также несколько членов партии Сильвио Берлускони «Вперед, Италия», несколько представителей «Движения пяти звезд» Беппе Грилло и еще несколько парламентариев из других партий. «Лига Севера» признает Крым российским и обещает снять с России санкции в одностороннем порядке, не дожидаясь, когда это сделает Евросоюз. В провинциях Венето, Ломбадия, Лигурия и некоторые других, где у власти «Лига Севера», приняты резолюции с призывом к правительству Италии признать российский статус Крыма. У двух конкурирующих между собой правых итальянских партий, союз между которыми при определенном стечении обстоятельств возможен, – «Лиги Севера» и «Движения пяти звезд» – имеются договоры о сотрудничестве с «Единой Россий».
Тем не менее, если к власти в Италии придут «Лига Севера» в союзе с «Движением пяти звезд», то с большой вероятностью в вопросах, касающихся России и Евросоюза, мы получим ситуацию, аналогичную австрийской, – две эти партии просто не смогут пойти тараном на Евросоюз и де-факто подчинятся его требованиям. Сальвини многое поставил на русскую карту, но принципиально важного для него содержания, которое делало бы его борцом за интересы России, вроде бы, нет. Если Евросоюз сильнее на него надавит, то он как премьер Италии будет подобен премьер-министру Венгрии Виктору Орбану, который тоже не радуется санкциям против России, но поддерживает их, сопротивляется многим пунктам европейской повестки дня, но и встраивается в современную Европу. Вес не тот, чтобы крушить основы.
Неожиданностей можно ждать только в том случае, если в большую политику через союз с «Лигой Севера» и поддержку Сальвини в качестве премьер-министра возвратится Сильвио Берлускони. Он – действительный тяжеловес. Но… До сих пор даже в тех ситуациях, когда убеждения Берлускони не совпадали или противоречили позиции США, итальянский премьер в практической политике как надежный союзник евроатлантистов всегда оставался на стороне Европы и НАТО. Так было до войны в Ираке, когда Берлускони сделал буквально всё, чтобы не допустить ее начала, отговорить Джорджа Буша. Но когда она началась, проявил себя как верный союзник и вступил в нее. И поэтому с большой вероятностью на ультиматум Евросоюзу он не пойдет, будет искать возможности для компромисса. Так, он намерен, не выходя из еврозоны, вернуть итальянскую лиру только для внутренних расчетов, для обращения внутри страны.
Но с Берлускони могут возникнуть расклады, которые не просчитать, и при этом Сальвини, если только он вступит в союз с Берлускони, может решиться вывести Италию в одностороннем порядке из режима антироссийских санкций. На то есть две причины. Во-первых, Берлускони – человек верный и своих друзей не предает, как не предал Буша-союзника в Ираке. А с Путиным они, безусловно, друзья по жизни, многолетние, проверенные. Во-вторых, он стар и на условности может не смотреть. Он говорил, что в украинском вопросе «совершенно не согласен с политикой Европейского союза и Соединенных Штатов, а также с мерами, принятыми НАТО. Жители Крыма разговаривают на русском языке, и они проголосовали на референдуме за присоединение к родной матушке-России. Вводить санкции – неверное политическое решение». Он бывал в Крыму с частным визитом и распивал там с Путиным двухсотлетнее вино. В 2014 году Берлускони также заявил, что относится с пониманием к провозглашению независимости Донецкой и Луганской Народных Республик. За пророссийскую позицию говорят и интересы Берлускони в российской экономике, и их прочный, в том числе экономический, альянс с Владимиром Путиным, который мог бы перерасти и в политический альянс. Осенью 2015 года Берлускони утверждал, что Путин предлагал ему переехать в Россию и сделаться министром.
У Берлускони, наконец, появился и свой большой зуб на Европу: осенью 2011 года на саммите «Большой двадцатки» в Каннах Ангела Меркель с Николя Саркози пытались заставить итальянского премьер-министра взять превентивный кредит МВФ в 80 миллиардов евро, а когда Берлускони наотрез отказался (приняв эту помощь, он подорвал бы суверенитет Италии, поставив ее в зависимость от условий международных кредиторов), развернули международную интригу с целью «свержения» Берлускони, и уже через неделю он был вынужден подать в отставку.
В чем состоит безусловное достоинство Трампа?
Либерализм и глобализм в Европе несамостоятельны. Да, Евросоюз предан либерализму и превозносит его часто больше, чем Америка. Но он понимает, что без США глобальный либеральный порядок невозможен. И даже как бы бунтуя против Америки Трампа, европейцы стремятся засвидетельствовать ей свою лояльность. Основная парадигма современной европейской политики – отказ от суверенных прав на собственную политику ради торжества либерального глобализма и его выражения – Pax Americana. И это торжество Трамп поставил под вопрос.
Президент США заявил себя как выразителя интересов не глобализма, не либеральных «сверхчеловеков», а державы и населяющих ее граждан, вернее, большинства американцев, связанных с традиционной американской идентичностью, то есть белых американцев-христиан. Кому-то эта идентичность может не нравиться, но она человеческая. И потому, например, многие наши соотечественники заинтересовались августовскими баталиями в Америке, связанными со сносом памятников конфедератам. Не потому, что одобряют рабовладение и хотят как-то унизить афроамериканцев, а потому, что за меньшинствами, в том числе расовыми, прячется и через них находит себе выражение античеловеческая идеология. Мы поддержали тех, кто восстал против нечеловеческого, противоестественного, за чем стоят чьи-то амбиции на «сверхчеловечность».
Поэтому мы в России продолжаем симпатизировать Трампу, хотя ему ничего не удается сделать для улучшения американо-российских отношений, которые грозят пойти вразнос, а сам Трамп ведет порой очень рискованную игру, чреватую неожиданными срывами. Но остается важным просто то, что он пытается выступить против либерально-глобалистского истеблишмента.
Трамп действует своим напором и своей упертостью, но удача уже то, что истеблишмент не размазал его по стенке, и некоторые меры Трампу удается-таки проводить. У него получилось настоять на своей налоговой реформе, на некоторых протекционистских мерах в экономике, которые уже привели к положительному результату. При Трампе США вышли из ряда глобалистских структур – таких, как Транстихоокеанское партнерство и Парижское соглашение, – заморозили переговоры о создании зоны свободной торговли между Европой и Америкой. Трамп намерен также покинуть Североамериканскую зону свободной торговли – он известный противник «свободной торговли».
Но вот есть ли у него программа действий? Похоже, Трамп превращается в бунтаря-одиночку, не имеющего стратегического плана по переустройству страны и избавлению ее от либерально-глобалистского истеблишмента. Программа была у бывшего стратега Трампа Стивена Бэннона, но их отношения не только вконец разладились, но и привели к лишению Бэннона всех возможностей в политике, в том числе даже к отстранению от руководства правопопулистским интернет-порталом, в который он в свое время вдохнул жизнь, мобилизовал на поддержку Трампа и где собирался бороться за Трампа после своего увольнения из Белого дома, сделать ресурс плацдармом для наступления на истеблишмент Республиканской партии.
А угроза истеблишменту была реальной, на все праймериз Республиканской партии Бэннон намеревался выставлять кандидатов-популистов и так сменить всю власть в партии. Первый опыт в штате Алабама закончился провалом. И хотя Бэннону удалось выставить своего кандидата от Республиканской партии Роя Мура, но демократы (не без помощи ли системных республиканцев?) так его скомпрометировали и морально уничтожили, что впервые за несколько десятилетий Алабама отправила в сенат представителя Демократической партии. А поскольку антисистемные опыты Бэннона могли завершиться и успехом, смешали с грязью и его.
Теперь стратега у Трампа нет. Остается надеяться только на его удивительную интуицию.
Но предположим, что Трамп победит своих оппонентов и будет проводить свою политику, в том числе – внешнюю.
Если бы Трампу дали свободу во внешней политике
Трамп во внешней политике попытался убрать важные атрибуты либерализма и глобализма. Так, например, он с помощью Тиллерсона занялся деидеологизацией Госдепа. Существенно сократился по числу сотрудников отдел, ведающий вопросами соблюдения прав человека. Под сокращение попали также посты многих спецпредставителей, включая координатора по вопросам СПИДа, заместителя госсекретаря по вопросам демократии, прав человека и труда, старшего посла по вопросам противодействия терроризму, координатора по правам ЛГБТ и т. д.
Трамп нацелен на то, чтобы отстаивать национальные интересы своей страны, а в новой Национальной оборонной стратегии США терроризм назван только пятой по счету угрозой Америке: «Отныне не терроризм, а стратегическое соперничество между странами становится главной проблемой национальной безопасности США», – говорится в открытой части документа. Перенос внимания на соперничество держав с системных угроз и принципов (таких, как утверждение демократии во что бы то ни стало) – характерная черта разглобализации внешней политики. А российский фактор в политике США стал таким же системным: ненависть к России объясняется ее нежеланием встроиться в систему десуверенизации, десубъектизации и принятия либерально-глобалистской повестки как в сфере ценностей, так и во внешней политике. Россия по этой логике должна признать себя моральным уродом, переломить себя – и только тогда она станет терпимой для либералов-глобалистов. А потому шансов встроится в эту либерально-глобалистскую западную систему без такого самопожертвования у России нет. В ранние годы Путина-президента она уже пробовала встраиваться в качестве самостоятельного актора геополитики – не вышло, всё кончилось Мюнхенской речью.
Трамп поманил перспективой «поладить с Путиным», то есть начать диалог с позиций не либерально-глобалистских ценностей, а взаимовыгодных интересов. Возможно, диалог и удался бы. Но мы для Трампа – фактор не системный, а ситуационный, всего лишь одна из геополитических сил. Каким, собственно, и он должен быть для нас.
По той внешней политике, которую Трамп всё-таки проводит, можно сказать, что он импульсивен и не склонен уступать. Через внешнюю политику проявляются его личностные черты. Либерально-глобалистская политика безличностна. Она строится на геополитических проектах, обусловленных преобразованиями – порой постепенными, накопительными – пространства в целях управления мира из единого центра. Планомерно такие проекты может проводить в жизнь только система, которая не слишком зависит от личностей, точнее, допускает для личностей возможность совершать выбор из имеющихся опций. Такую систему характеризуют долговременность и преемственность. Коль скоро в либерально-глобалистскую систему заложены ценности, неприемлемые для России, они и делают ее системно неприемлемым фактором. Так, американский неоконсерватор Элиот Коэн выражает мысль, что для американской внешней политики главное – это Россия. Трамп вместо того, чтобы грамотно и последовательно обжимать Россию, занимался какой-то Северной Кореей, какой-то экономикой и какой-то иммиграцией. Даже Ираном можно было бы меньше заниматься, чем занимается Трамп, чтобы не отвлекаться от главной цели.
Для Трампа мы не представляем такой ценности, чтобы он думал только о том, как нас достать. Подружиться с Америкой Трампа мы, однако, тоже вряд ли могли бы даже при удачном стечении обстоятельств. У нас лишь один пункт, хотя и очень важный, который дает нам некоторое избирательное сродство, – это то, что мы основываемся на человеческих, а не либерально-глобалистских ценностях, не принимаем глобалистского строения мира, которое для Трампа ассоциируется с тем истеблишментом, с которым он борется. Для практического взаимодействия это, конечно, основание, но только если оно подкреплено другими положительными ценностями. А поскольку этих ценностей не видно, то основой взаимодействия с Трампом будет оставаться соперничество, смягчаемое только ответственностью каждой державы за относительный порядок в мире.
У Трампа самого по себе нет самоцели нас изничтожить и встроить в собственную систему, но сталкиваясь с нами на различных полях противостояния, он может действовать импульсивно, давить жестко. Таким жестким давлением отличалась позиция Трампа по Северной Корее, которая несколько раз заставляла сжиматься сердца наблюдателей. Упомянутый выше Коэн пишет, что не развязанная пока Трампом Третья мировая – это везение, которое может и кончиться. Не исключено, что это – навет недоброжелателя, но боюсь, у многих бывало порой подобное чувство.
Что делать России?
Утверждать собственную культурно-политическую модель и при этом бороться с либерально-глобалистской парадигмой. Последняя не только убийственна для нас по существу, но и не приносит ситуационной выгоды. Понять, что мы особая цивилизация, которая по своей сути имеет с Западом непростые отношения – нет, не антагонистические, но и не такие, чтобы можно было строить «Европу от Лиссабона до Владивостока» даже при наилучшем раскладе. Возможно, и хорошо, что в свое время президенту Путину это не удалось. В новый срок ему пора отказаться от остатков глобалистского мышления. И это, скорее всего, вынужденно и произойдет.
Сейчас много говорится об американском кремлевском докладе. Ясно, что направлен он во многом против лично Путина, которого инициаторы доклада намереваются свергнуть руками его же ближайшего окружения. Но на полях последнего Давосского форума некоторые представители российской финансовой элиты резко высказывались в адрес не своего президента, а США. Так, глава ВТБ Андрей Костин предостерег насчет «нарастающей угрозы военного конфликта» в Европе и сказал, что если США наложат на институты Москвы дополнительные экономические санкции, то это станет «объявлением войны». Банкир также добавил: «Я не вижу причин, по которым после этого российский посол должен будет оставаться в Вашингтоне или американский посол должен будет купаться в холодной воде в Москве. И, полагаю, американцы играют с огнем, потому что отношения становятся из плохих очень плохими, и ответственность за это несем не мы. <…> Это действительно крайне полномасштабная атака на Россию, на российское общество, с большим давлением на экономику. Это очень большая экономическая война. И я говорю серьезно, и мы будем воспринимать это очень серьезно». Это говорит видный представитель российского истеблишмента.
Кандидаты в президенты России, кроме действующего, не предлагают какой-либо собственной жизнеспособной и внятной, приемлемой для России как великой державы внешнеполитической платформы. Все они так или иначе, увы, призывают к покаянию и смене внешнеполитического вектора. Но и Владимиру Путину предстоит смело и открыто взглянуть на глубинные пороки той либерально-глобалистской системы, которая проникла в Россию и продолжает разъедать ее общество и экономику. И Россия должна искать во внешнеполитическом взаимодействии какое-либо действительное сродство, а не уповать на глобальные механизмы. Каковы бы ни были наши исконные противоречия с популистами тех или иных стран, мы должны поддерживать их в противостоянии с либерально-глобалистскими элитами, хотя они сегодня крикливо, до истерики аттестуются западными СМИ, экспертами и политиками как «коррупционеры», «фашисты» и «ставленники Путина».
* Статья поступила в редакцию альманаха в конце января 2018 года. Поэтому в ней некоторые произошедшие позже события рассматриваются как возможные в недалеком будущем. Ред.