Эволюция партизана: от Ивана Сусанина до Усамы бен Ладена
Михаил Остроменский

Источник: альманах «Развитие и экономика», №12, февраль 2015, стр. 152

Михаил Петрович Остроменский – политический философ, председатель регионального отделения Межрегиональной общественной организации «Вече», председатель регионального отделения Всероссийской политический партии «Партия Дела»

Partigiano (ит.) – сторонник определенной общественной группы, партии.

I

Побочным результатом рассмотрения феномена политического Карлом Шмиттом, одним из крупнейших и глубочайших политических философов и юристов-международников середины XX века, явилась так называемая теория партизана, обнародованная им в одноименной книге в 1963 году.

По Карлу Шмитту, к партизанам можно отнести лиц, активно участвующих в политическом вооруженном противостоянии и удовлетворяющих следующим критериям.

Первое. Иррегулярность. Иначе говоря, партизан не является частью регулярной армии какой-либо из сторон конфликта и у него отсутствуют установленная форма и знаки различия. Причем не только явные, но и вообще как таковые. Он не носит демонстративно оружие, как это делает солдат регулярной армии. Таким образом, его невозможно визуально отличить от обычного гражданского лица той или иной местности. То есть партизан в отличие от солдата регулярной армии осознанно избегает демонстрировать свою принадлежность к какой-то стороне конфликта и свои намерения. Это принципиальный момент в судьбе партизана. Партизан не мобилизован по призыву и не организован в соответствии с государственными законами. Он не связан с государством присягой – взаимообязывающей клятвой, – следовательно, он не может быть подвергнут наказанию за ее нарушение. Это его личное решение – перейти к партизанским действиям. Стало быть, человек сам определяет условия, при которых он начинает действовать как партизан и при которых заканчивает это делать, что вносит наибольшую неопределенность в статус партизана как участника вооруженного конфликта. Существенно, что человек, становясь партизаном, берет на себя чисто государственную прерогативу – или, точнее, присваивает исключительное право суверена, таковым не являясь, – на jus belli et pacis, то есть на право объявлять войну и заключать мир. Получается, что партизан по собственному усмотрению присваивает себе право убивать. Именно поэтому партизаны до сих пор неохотно признаются международным правом стороной конфликта, ибо они своими действиями разрушают его, международного права, основу. Из сказанного можно сделать важный вывод: партизан как самозваный суверен в отличие от солдата всегда лично отвечает за результаты своих действий и перед товарищами, и перед противником. Он, например, не может сослаться на преступный приказ, так как он не давал присягу признанному суверену и, следовательно, не может быть подвергнут наказанию за ее нарушение, а значит, исполнение приказа человека, принимаемого партизаном за командира, или отказ от этого есть исключительно его личное, партизана, решение. Партизан, таким образом, выпадает из-под действия международных договоренностей о правилах ведения войны. Но партизан и не ограничен в своих действиях правовыми установлениями и принятыми обычаями ведения боевых действий. Причем иррегулярность не значит неорганизованность. Из всего изложенного следует, что с партизаном противник волен поступать не как с военнопленным, а в лучшем случае как с уголовником в условиях военного времени. Далее, как подчеркивает Карл Шмитт, иррегулярность партизана существует не сама по себе, она зависит от смысла и содержания регулярности. Эта обусловленность партизана регулярностью, на фоне которой ему приходится вести свою войну, играет определяющую роль в последующей его эволюции, ибо в конечном итоге не сам партизан легитимирует свои действия – это делает регулярность, к которой он привязан. Следовательно, партизан таков, какова эта регулярность.

Второе. Политическая мотивированность. Когда гражданин принимает решение стать партизаном, он руководствуется политическими мотивами и преследует политические цели. Этим он отличается от бандита, руководствующегося соображениями наживы. Например, к таковым на первом этапе своей биографии при всем его благородстве относился Робин Гуд. Аналогичный путь прошел и Григорий Котовский, превратившийся из бандита в революционного партизана тогда, когда в его действиях стала доминировать политическая составляющая. Естественно, возможна и противоположная эволюция – переход партизана в уголовники. Чрезвычайная значимость политического критерия для иррегулярного бойца подчеркивается и этимологией самого слова – «партизан». В эпиграфе дан перевод этого слова с итальянского языка – приверженец партии, партиец, то есть политически активный гражданин. Политическая мотивация позволяет партизану четко понимать свои цели и самому однозначно дифференцировать «друга» и «врага». В то же время у солдата, исполняющего приказы, враг может быть не действительный, а назначенный (существует даже термин «конвенционная война»). Партизан же, напротив, всегда имеет действительного врага, поскольку сам его для себя определяет. Например, многие солдаты-срочники, да и кадровые офицеры Вооруженных сил Украины в конфликте с Новороссией не имеют действительного врага. Они воюют исключительно в силу данной ими присяги Государству Украина. Их могут наказать за ее нарушение. А вот бойцы добровольческих батальонов, воюющие на стороне киевского режима, напротив, имеют действительных врагов в Новороссии. Они не связаны присягой, их никто не посылал на «антитеррористическую операцию». Они взялись за оружие добровольно, по своему почину, имея политические цели. А значит, ополченцы Новороссии – их политические враги. То же самое можно сказать и о последних: ополченцы – политические бойцы, имеющие политического врага. Враги такого типа не просто наиболее реальные, но они часто превращаются в абсолютных экзистенциальных врагов. Партизанская война – всегда война ожесточенная, питаемая настоящей враждой.

Третье. Мобильность. Под мобильностью понимается не только собственно методика партизанской войны, которая редко сводится к лобовым столкновениям с регулярными частями войск противника, к войне с организованными фронтами и видимым территориальным размежеванием противоборствующих сил, а в основном представляет собой налеты, стычки, диверсии, нападения из засады, коварные убийства солдат и коллаборационистов. Помимо всего этого Карл Шмитт указывает и на такое существенное отличие партизана от обычного солдата, как непредсказуемость – даже для собственного командования. Очевидно, это проистекает из того, что вступление на путь партизанской борьбы диктуется исключительно личным решением человека. Сказывается и отсутствие легальной основы для формирования партизанского отряда. Такая основа, если она появляется, превращает все гражданское население в назначенного врага оккупационных войск – с соответствующими для населения последствиями.

Четвертое. Теллурический характер партизанских действий. Иными словами, партизан берется за оружие для защиты земли, где он родился и проживает, для защиты Родины. Именно здесь – корень легитимации действий партизана. Поэтому партизанские действия нельзя назвать законными, но вполне можно признать легитимными. Они незаконны, поскольку не соответствуют правилам ведения войны и осуществляются лицами, на то не уполномоченными, а легитимны в силу того, что имеют целью защиту традиционного для партизана образа жизни и признаваемой им системы устроения власти. Теллуричность партизанских действий, как и их политическая мотивированность, позволяют тем, кто их ведет, четко определять противника. Это придает таким действиям существенно большую опасность, чем отдельный спонтанный акт неповиновения покоренного населения – даже с превосходящим по численности количеством участников. Последнее представляет собой лишь спорадический выброс психической энергии – выброс, не имеющий позитивной цели, тем более политической. Он кратковременен и либо легко подавляется, либо сам собою сходит на нет. Таким образом, привязанность партизана к земле, на которой – и за которую – он сражается, существенно повышает его эффективность как бойца. Теллуричность же делает невозможной партизанскую активность на море – из-за неустранимого принципиального различия пространств суши и моря.

Для осмысления самого феномена партизанства и его эволюции, а также для понимания логики партизанской борьбы важны по крайней мере следующие принципиальные положения.

Во-первых, сам партизан не обладает достаточными ресурсами для ведения настоящей длительной войны, поскольку он может рассчитывать только на себя и на свое самое ближайшее окружение. Он не только должен воевать, но и вынужден кормить себя и свою семью.

Во-вторых, партизан не имеет, особенно на начальном этапе, необходимых навыков обращения с оружием, знаний тактики ведения боя, принципов организации снабжения, правил планирования боевых операций и координации взаимодействия различных подразделений и групп.

В-третьих, находясь, по сути, вне закона, партизан остро нуждается в легитимации не только личной, каковую он черпает самостоятельно из своей теллуричности, которая только и способна подвигнуть его на этот опасный путь, но и в повседневной внешней. То есть он испытывает потребность в широком признании, оправдывающем и объясняющем ему и всем вокруг обоснованность партизанских действий и их некриминальный характер. И сам партизан, и его окружение, в первую очередь близкие и значимые для него люди, должны знать, что партизанская война – это не бандитизм, а дело правое.

В-четвертых, несмотря на политизированную мотивацию партизана, политической цели как таковой у него (в смысле – у классического партизана) нет. Он чрезвычайно привязан к своей земле, к малой родине, его цель заканчивается за оградой собственного огорода. Можно сказать, что его политическое кредо: все должно оставаться так, как было от века – при отцах и дедах. Вспомним Гражданскую войну на Украине – с ее «батьками» в каждом хуторе – или многочисленные крестьянские восстания против красных и белых, успокаивавшиеся на границе того или иного уезда. Или возьмем особенности формирования отрядов афганских моджахедов по этническому и территориальному принципу в войну против советских войск и в последующее время. Парадоксально, но подобная мотивация партизана сближает его с тред-юнионистами – как их понимали марксисты. Фридрих Энгельс писал Эдуарду Бернштейну в 1879 году: «Тред-юнионы даже принципиально, на основании устава, исключают всякое политическое действие, а следовательно, и участие во всякой общей деятельности рабочего класса как класса». Аналогичным образом классический партизан исключает – на уровне своего сознания – участие в политической деятельности именно как в политической деятельности. Политизированность классического партизана – это производная от политизированности целей его противника. Как следствие, партизан сам по себе, самостоятельно – идеологически наивен, что легко превращает его в объект манипуляций.

@2023 Развитие и экономика. Все права защищены
Свидетельство о регистрации ЭЛ № ФС 77 – 45891 от 15 июля 2011 года.

HELIX_NO_MODULE_OFFCANVAS