Россия в мiре и мир в России
Михаил Байдаков, Сергей Белкин
Источник: альманах «Развитие и экономика», №7, сентябрь 2013, стр. 82
Михаил Юрьевич Байдаков – издатель альманаха «Развитие и экономика», председатель правления «Миллениум Банка»
Сергей Николаевич Белкин – главный редактор альманаха и портала «Развитие и экономика»
Не для игры в слова нам понадобилось обратиться к старой орфографии, в которой «мир» означал «невойну», а «мiр» – вселенную, Ойкумену. Просто старая орфография позволяет выявить эти различия, когда бывает необходимо. При размышлении на тему «Россия в мире/мiре» это становится необходимым.
«Мир» – это не только «невойна», но и «спокойствие», «умиротворенность», «благополучие». В общем, это то, чего мы желаем обрести и не терять для самих себя – да и для своей страны, потому что ощущаем и осознаем неразрывность своей жизни и судьбы с судьбой России. А жизнь и судьба России всегда была, есть и будет связана не только с тем, что делается в стране, но и с тем, что делается в окружающем «мiре», и очень часто внешнее становится влиятельнее внутреннего. Впрочем, бывает и наоборот.
Жизнь мiра как процесс
Мы вправе смотреть на мiр как на целостную живую систему, сложный организм, претерпевающий огромное количество взаимосвязанных явлений, своего рода метаболизм, включающий, однако, и ментальные процессы, а также явления, традиционно относимые к эмоциональной сфере. Происходят непрерывные изменения внутренней структуры: появляются и исчезают государства и народы, меняются связи – умирают и развиваются языки и средства коммуникаций, формируются и затихают материальные (товары, сырье) и нематериальные (идеи, знания, верования) потоки.
Для описания человечества используется множество параметров, отражающих разные грани бытия людей, поэтому приходится конструировать много разных систем координат. Говорится об этносах, нациях, государствах, цивилизациях, конфессиях, культурах – все это и многое другое есть описание разных сторон бытия в разных координатах. Эти и многие другие стороны влияют друг на друга, сталкиваются, смешиваются. И естественно задать вопрос: для чего все это происходит, что в происходящем «хорошо», а что «плохо»? Можно ли просто «по факту» считать все происходящее «правильным» и, следовательно, – «развитием», закономерным движением к чему-то предопределенному? Или же ни цель, ни исход происходящего не предопределены, а зависят от свободных действий людей, каковые могут быть как «правильными», так и «неправильными»? Соответственно мiр может как «развиваться», стремясь к каким-то более совершенным состояниям, так и деградировать, падая в состояние худшее, чем есть и чем возможно? Или же сама дуальная логика «верно-неверно» к оценке такого сложного процесса не может быть применена?
Не только ответ, но и сама рациональная постановка вопроса о «развитии мiра», его целях и движущих силах в научном дискурсе остаются неопределенными. Ретроспективный взгляд на человеческую историю вызывает к жизни вопрос о существовании или отсутствии некой конечной цели. Однако дать на него рациональный ответ пока не удается. Только в рамках религиозных представлений эти вопросы поставлены четко, и на них даны ответы. Так, например, в христианской эсхатологии вопрос о конце мiра описан вполне однозначно, столь же ясен и вопрос о «развитии», венцом которого явится установление «царства Божьего». Между тем религиозная метафизика не освобождает человека и его инструментарий – науку – от обязанности непрерывного постижения мiра рациональным путем. Поскольку на коротких с исторической точки зрения временных отрезках – столетиях и тысячелетиях – рациональная оценка событий окружающего мира, моделирование текущих и возможных процессов в природе и в обществе, выработка материальных стратегий собственной жизни и сопоставление ее с жизнью других являются обязательным и мощным средством движения как к земным, так и к небесным целям.
Одного желания человека размышлять о подобных вещах, вообще говоря, достаточно для оправдания размышлений. Но если заметить, что размышления о «правильном» и «неправильном» развитии самым непосредственным образом формируют социально-политические парадигмы – а значит, и образ жизни каждого народа, каждого человека, – становится ясно, что рациональный анализ этих сложных проблем жизненно необходим каждому народу, стремящемуся сберечь свои ценности от их возможной утраты. Поэтому на видимом отрезке современной истории мы при планировании будущего должны принимать во внимание происходящее с нашей страной с точки зрения желаемого благого результата, чаемой благой цели – такой, какой мы ее себе представляем и формулируем, имея в виду народ своей страны, всех людей, их материальную и духовную жизнь. Но пытаясь сформулировать цель развития, благую для всех, мы сталкиваемся со сложностью, потому что не все люди в нашей стране одинаково понимают собственное и общественное благо. Поэтому установление мира (здесь уже не мiра) в нашей стране не является простой задачей. Но решать ее надо, ибо иначе «мiровой метаболизм» разрушит нашу слабеющую, раздираемую внутренними противоречиями структурную форму – государство, – разберет ее на части для использования уже в своих структурных формах. В результате произойдет утрата живой духовной составляющей бытия народа. Человечество не «просто живет», воспроизводя и приумножая себя как биологический вид, а самореализует себя в духовном и интеллектуальном измерениях. Именно в этом измерении у каждой культуры имеются своя роль и свой путь к своим целям.
Война моделей
Предметом исследования развития, которому посвящен альманах, является весь «мiр», все человеческое сообщество, рассматриваемое в целом и во взаимодействии собственных частей. Части целого могут быть структурированы по различным признакам и основаниям: государства, народы, типы обществ, цивилизации и т.д. Внутренняя структура «мiра-как-целого» претерпевает непрерывные трансформации, слияния и поглощения, смены политических установок и экономических моделей. Мы настойчиво задаем принципиальный вопрос: какие из наблюдаемых изменений следует считать развитием, а какие – тупиковыми ветвями, деградацией или торможением развития. Как, по каким критериям изменения и трансформации, происходящие в мiре на протяжении тысячелетий известной нам истории, могут быть нами оценены с точки зрения «развития» и «неразвития»? Существует ли некая общая для всего человечества «цель развития» и каковы в таком случае критерии отбора, классификации различных социально-экономических моделей, применяемых разными странами в разные периоды своей истории? А ведь ответа на этот важнейший вопрос нет. Отсутствие научно обоснованных критериев позволяет в этом вопросе царить полнейшей политической вакханалии, агитационно-пропагандистскому произволу, превозносящему ту или иную социально-политическую парадигму жизнеустройства в качестве «самой лучшей».
По-видимому, нет оснований считать, что существует предпочтительная для всех модель жизнеустройства. Однако есть основания утверждать, что между различными моделями идет не просто конкуренция, а война на уничтожение. То, что на каком-то отрезке истории одна модель оказывается сильнее других – в военном или экономическом отношении, – не может служить аргументом в пользу того, что она и есть «самая лучшая». Сильная модель приносит «пользу» тем немногим, которые смогут воспользоваться победой. Именно такой исход «победители» посчитают справедливым, оправдывая его «естественной борьбой за существование».
Хочется, однако, отстоять не только многообразие моделей, но и возможность их дальнейшего конструирования, а сегодня для этого надо препятствовать полному и необратимому поглощению одной моделью бытия всех других.
История помнит много разных способов жизнеустройства. Например, рабовладение–
феодализм–капитализм–социализм – так описывает трансформации мiра марксизм (исторический материализм), постулируя это движение как развитие, причем определяемое объективными факторами (борьба классов) и имеющее объективно (?) заданную цель – коммунизм. Основываясь на именно так понимаемом развитии, Россия в советской стадии своей истории формировала собственную стратегию бытия, исходя из этого, оценивала окружающий мiр и вырабатывала соответствующую внешнюю политику.
Политическая элита современной России, отбросив марксистский подход, не выработала ему замены, которая адекватно отражала бы стоящие перед страной исторические задачи. Она и сами эти исторические задачи не осознала, подменив их лозунгами о частностях – не «куда пойти?», а «что надеть?», – проведя четверть века в болтовне на отрезке от «больше демократии, больше социализма» до «вхождения в цивилизованный мир». Мiр же – в лице стран-лидеров, задающих модель жизнеустройства, – тем временем не метался в поисках стратегии бытия, оставаясь нацеленным на собственные ориентиры как в духовном, так и в материальном измерениях. И в том и в другом измерениях Россия рассматривалась как помеха и как потенциальная добыча.