Путинская Россия Глеба Павловского
Дмитрий Андреев
Член Международного Совета АИРО-XXI Дмитрий АНДРЕЕВ в масштабе статейной рецензии-размышления рассматривает и параллельно комментирует основные проблемные узлы книги Глеба ПАВЛОВСКОГО "Система РФ в войне 2014 года".
Севастополь ударил по застоявшимся умам.
Василий Ключевский
Генерал! Вас нету, и речь моя обращена, как обычно, ныне в ту пустоту, чьи края – края некой обширной, глухой пустыни, коей на картах, что вы и я видеть могли, даже нет в помине.
Иосиф Бродский
Глебу Павловскому неимоверно повезло. Его книга «Система РФ в войне 2014 года» вышла буквально накануне начала этой самой войны, когда в обстановке сочинской эйфории, как казалось, ничто не предвещало, что мы все-таки ввяжемся в украинские дела. Уже одно такое прогностическое попадание в «десяточку» обрекало сочинение на успех, а его автору гарантировало подобающие лавры. Отсутствие резонанса в СМИ – отсутствие, явно заказанное сверху, чтобы лишний раз не пиарить опального политолога, – естественно, дало обратный эффект. Да, громко эссе не прозвучало, однако адресная аудитория обратила на него внимание и была вынуждена признать, что промахи автора последних лет – это всего лишь неизбежные в жизни любого интеллектуала частные спотыкания, никоим образом не ставящие под сомнение его квалификацию. (Кремлевская обслуга в очередной раз упустила хороший шанс уязвить своего оппонента в пространстве публичной дискуссии, при удачном менеджменте которой, обыгрывая спорные и туманные места книги вкупе со специфической манерой авторского письма, можно было бы продемонстрировать прямо противоположное, а именно – экспертную несостоятельность Павловского.)
Причем сработала не только обложка с названием, которое в силу своевременного угадывания нужного слова становилось индульгенцией, с лихвой искупающей любые содержательные огрехи брошюры. Политологу – и это главное – удалось найти оригинальный язык для описания путинского режима: взвешенный, разумный, без придворных славословий и оппозиционных анафем, безусловно, в чем-то спорный, но вместе с тем новый и, несомненно, гораздо более адекватный, чем все прежние опыты подобного рода. Возможно, это получилось благодаря тому, что автор сумел нащупать действенный способ для преодоления извечного экспертного проклятия: компетентность (а значит, и влиятельность) зависит от информированности, которая, в свою очередь, налагает обет молчания, не позволяющий демонстрировать компетентность, – круг замкнулся. Осведомленный эксперт – как собака на сене. Или глухонемой, жестами, звуками, мимикой – всем чем угодно, кроме членораздельной речи, – объясняющий нечто окружающим – не глухонемым. Эксперты по-разному пытаются подавать сигналы о своей посвященности – не нарушая при этом обета молчания. Легче всего, по Высоцкому, преподносить «сплетни в виде версий». Можно действовать в пропагандистском режиме – нечто обосновывая или наоборот критикуя с опорой на предварительно стравленный эксклюзив, как бы пряча его в мозаике аргументаций. Похожий прием – приготовление «сэндвича», в котором закрытая информация намазывается тонким слоем между данными из открытых источников, скрепляет их друг с другом, придавая такому «бутерброду» товарный вид и не давая ему расклеиться на составные части до того, как он попадет в руки потребителя. Практикуется и перекладывание ответственности за информационные «сливы» на опрашиваемых экспертов. Словом, для одного замка всегда можно придумать несколько отмычек, отличающихся друг от друга не столько конструктивными особенностями, сколько настройками под темпераменты орудующих ими медвежатников.
Павловский же, судя по всему, стал первым в нашем экспертном сообществе, кто взглянул на политический режим последних полутора десятилетий как на функциональную модель – что можно воспринимать как еще один способ преодоления экспертного проклятия. Если для такой модели и требуется эксклюзив, то в минимальном размере. (Недаром ведь все ведущие мировые разведки предпочитают не размениваться на сбор компромата, а именно реконструировать функциональные модели – и поэтому работают преимущественно по открытым источникам информации.) Детальный разбор «Системы РФ в войне 2014 года» требует соответствующего формата – почти такого же, как и сама книга. Поэтому в масштабе статейной рецензии-размышления лучше ограничиться рассмотрением и параллельным комментированием основных проблемных узлов эссе, в целом игнорируя крупицы сведений, почерпнутых автором явно не из СМИ или Интернета.
Как это всё работает
Нынешнюю российскую политическую систему Павловский называет «Системой РФ». Под этим словосочетанием понимается уникальный и не имеющий аналогов ни в отечественной, ни в мировой истории феномен, который начал формироваться еще во время второго ельцинского срока. Окончательно «Система РФ» сложилась с приходом к власти Путина и его ближайшего окружения, или «Команды РФ», – «источника власти», фактически приватизировавшего госбюджет и превратившего его в «собственный инструмент», экспроприировавшего легитимность институтов и потому распоряжающегося ими по своему разумению как чем-то прикладным и казуальным. Именно таким тотальным господством «Команды РФ» автор объясняет и суверенность сегодняшней России: «Команда РФ» попросту узурпировала суверенитет страны и тем самым не допустила, чтобы его узурпировали какие-то там «чужаки». Чтобы легитимировать эту узурпацию на международном уровне, «Команда РФ» придумала «суверенную демократию» – режим, обеспечивающий несменяемость узурпатора внутри России и его предсказуемость вовне ее, своего рода ключ от «входа в мировую повестку». «Команда РФ» аккуратно торговала углеводородами и выплачивала долги, в результате чего Запад признал ее «суверенной силой глобальных масштабов».
Вместе с тем такой суверенитет вовсе не означает независимости от «мировой конъюнктуры». Он наоборот выступает «залогом» в сырьевом экспорте, полностью монополизированном властью. К тому же навязчивое стремление постоянно сверяться с тем, как там на Западе, – эта неизбежная издержка пресловутого особого пути – приводит к бесконечной дурной цикличности. Россия всегда фатально опаздывает с подтягиванием себя до уровня мировых стандартов развития: как только заветная планка путем предельных мобилизаций и колоссальных издержек оказывается достигнутой, «мировая конъюнктура» радикально меняется. Это регулярно ввергает Россию в «катастрофы-перезагрузки», а как только удается из них более или менее выкарабкаться – погоня возобновляется. Настоящий момент не является исключением из этого общего правила: «Команда РФ» не готовит «Систему РФ» к транзиту в новую «мировую конъюнктуру». И тут Павловский делает энигматичную оговорку: «Но это не значит, будто она ничего не делает. Фактор глобальной идентичности властей в Кремле здесь решающий».
Нет-нет, намек вовсе не на какую-то двойную игру «Команды РФ», которая якобы хранит свои авуары на Западе, в чем ее подозревают критики режима: дескать, все разговоры о каком-то там суверенитете и гроша ломаного не стоят, когда первыми лицами можно манипулировать, шантажируя перекрыванием доступа к их состояниям. Или хотя бы просто обнародованием самого факта существования каких-либо счетов не в России. Если бы такой крючок существовал, им Запад в ходе «войны 2014 года» уже давно воспользовался бы. Но ничего подобного не произошло. Свидетельствует ли это о том, что «Команда РФ» ничем не владеет за рубежом? Нет, это свидетельствует лишь о том, что даже если члены «Команды РФ» и располагают активами не в России, то это по каким-то причинам не может быть инструментом их шантажа – а значит, и профанирования декларируемого ими суверенитета. Говоря о том, что «глобальная идентичность» Кремля – это «решающий» фактор, автор имеет в виду совсем другое. А именно – смысловую несвободу российской власти от западных стереотипов, которые остаются непререкаемыми ориентирами и прекрасно уживаются с патриотической и великодержавной риторикой: «Даже препираясь с "евросодомом" Запада, – отмечает он, – Москва зависит от импортной аргументации, прибегая к плагиату идентичности». То есть проблема – в нищете самости, обозначившейся чуть ли не сразу после Сталина и приведшей к предательству советских элит в конце 80-х – начале 90-х.