Гибридные войны как инструмент глобализации
Илиас Илиопулос
Специально для портала devec.ru
Илиас Илиопулос – доктор философии Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана, профессор стратегии, национальной безопасности и геополитики Греческого колледжа национальной обороны, профессор морской геополитики Греческого военно-морского колледжа, e-mail: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
В настоящее время медийная популярность термина «гибридная война» мешает разобраться в конкретном историческом, геополитическом и стратегическом контексте этого феномена – контексте, сводящемся к глобализации, – а также затрудняет понимание главной цели этого конфликта нового типа, которая заключается в профанации и в конечном итоге ликвидации национально-государственного суверенитета как такового. Поэтому надо по существу, без медийного шума разобраться в том, что такое гибридная война.
Конфликт нового типа?
Термин «гибридная война» существует уже несколько лет. Суть его различных определений концентрируется в утверждении, что в период с конца прошлого века война претерпела глубокую трансформацию. Если прежде она представляла собой вооруженное противостояние сторон, то теперь все больше становится своего рода гибридом (отсюда и само понятие) военно-силового конфликта и иных, в том числе гуманитарных, форм борьбы.
Так, по словам одного из современных теоретиков гибридной войны – американского военно-морского офицера Роберта Ньюсона, – этот тип конфликта может быть определен как «сочетание обычных, нерегулярных и асимметричных средств, в том числе политических и идеологических манипуляций». На практике это может заключаться в комбинации операций обычных вооруженных сил и разного рода спецмероприятий, среди которых – действия разведывательной агентуры и политических провокаторов, выступления СМИ, экономический шантаж и кибератаки, согласованные и подконтрольные акции военизированных и террористических формирований, а также криминальных элементов.
Широко известно и другое определение из соответствующих натовских документов: «Гибридная угроза – это угроза, созданная любым текущим или потенциальным противником, в том числе государством, нацией без государства или террористами, и предполагающая для реализации их целей возможность одновременного адаптивного использования стандартных и нестандартных средств».
Совершенно очевидно, что обе приведенные характеристики не только предельно расплывчаты и аморфны, но и откровенно бессмысленны: за исключением упомянутых Ньюсоном кибератак такие определения релевантны не только для гибридных войн, но и вообще для всех вооруженных конфликтов, когда-либо имевших место в истории. Начиная с глубокой древности никакая война не ограничивалась только лишь вооруженным противоборством. Она всегда включала в себя и разного рода политические и идеологические спецоперации, и деятельность разведок, и управляемые выступления вооруженных формирований и террористов, и шантаж лиц, контролирующих финансовые потоки.
Сейчас при разговорах о гибридной войне регулярно воспроизводится сделанный израильским военным теоретиков Мартином ван Кревельдом в его «Трансформации войны» прогноз о том, что обычный военный конфликт между регулярными вооруженными силами государств будет становиться все более редким явлением, в то время как конфликты малой интенсивности, в которых окажутся задействованными ополченцы из гражданского населения, преступные группировки и иные нерегулярные военизированные формирования, станут расти по экспоненте, особенно в развивающихся странах и странах третьего мира. Но буквально о том же самом еще в конце 1980-х заявил Уильям Линд в своей концепции «войны четвертого поколения». А до того, в эпоху холодной войны, много говорилось о технологиях противодействия партизанским и повстанческим движениям и другим мятежам и при этом подчеркивалось, что непосредственные военные действия становятся лишь одним из способов нейтрализации подобных угроз, причем не самым главным. Еще раньше Карл фон Клаузевиц подчеркивал, что в войне участвуют не только армии, но также правительства и народы, а Сунь-цзы указывал на важность использования при подготовке к войне секретных агентов и на необходимость обеспечения общественной поддержки предстоящей кампании.
Иными словами, гибридная война – это вариация на старые темы конвенциональной, иррегулярной и компаундной войны. И такая вариация закрепляется в доктринальных документах ведущих натовских стран. Впервые этот термин был публично озвучен в январе 2009 года в ходе выступления тогдашнего министра обороны США Роберта Гейтса перед сенатским комитетом по вооруженным силам. Он сказал буквально следующее: «[Если] мы <…> взглянем на другие элементы [боевой системы будущего, то] <…> увидим <…> что является полезным в конфликтах данного спектра из того, что я назвал бы гибридными комплексными войнами <…>». Вместе с тем в официальных материалах продолжают употребляться и более привычные понятия для обозначения гибридных войн. Например, в Стратегии национальной обороны США говорится: «Совершенствование мастерства Вооруженных сил США в иррегулярных войнах является высшим приоритетом Министерства обороны».
Так что же такое гибридная война?
Это конфликт, в котором государства или негосударственные структуры используют все разновидности военных действий одновременно, применяя перспективное неядерное оружие, тактику нерегулярных операций, а также террористических, подрывных и криминальных акций для дестабилизации существующего порядка у противной стороны.
По определению американского теоретика такого рода конфликтов Фрэнка Хоффмана, «гибридные угрозы включают полный спектр различных способов ведения войны, в том числе традиционные возможности, нерегулярные силы и образования, террористические акты, предполагающие массовые проявления насилия и принуждения, а также криминальные беспорядки. <…> Гибридные войны могут вестись как государствами, так и различными негосударственными структурами – как с государственной поддержкой, так и без таковой. <…> Подобные мультимодальные мероприятия могут осуществляться отдельными формированиями или даже одним формированием, но, как правило, они оперативно и тактически направляются и координируются в рамках основного боевого пространства для достижения синергического эффекта в физических и психологических плоскостях конфликта».
Между тем даже Хоффман признает, что «гибридная война не предполагает отказа от “старомодной”, или конвенциональной, войны или полной замены последней войной нового типа». Однако при этом гибридная война рассматривается им как «фактор, осложняющий планирование оборонной политики в XXI веке». Хоффман также отмечает, что «будущее выдвигает на первый план силы, которые универсальны, гибки, адаптируемы и ориентированы на экспедиционную тактику».
В самой последней по времени издания американской военно-морской стратегии «Морская мощь XXI века» бывший комендант Корпуса морской пехоты генерал Джеймс Конвей, начальник штаба Военно-морского флота США адмирал Гари Рафхед и командующий Береговой охраной адмирал Тад Аллен подчеркивают: «Конфликты все в большей степени характеризуются гибридной смесью регулярных и нерегулярных тактик, децентрализованным планированием и ведением, а также тем, что негосударственные структуры используют как простые, так и сложные технологии инновационным образом».
Британское Министерство обороны также активно разрабатывает концепцию гибридной войны. Контр-адмирал Королевского военно-морского флота Крис Пэрри в своей работе «Противодействие иррегулярной активности в рамках комплексного подхода» отмечает, что «гибридная война ведется нерегулярными войсками, которые имеют доступ к более современному оружию и системам, обычно используемым регулярными войсками. Гибридные войны могут трансформироваться и адаптироваться в ходе отдельной кампании с учетом обстоятельств и ресурсов. Предполагается, что нерегулярные группы будут продолжать приобретать современное оружие и технологии и что силам вторжения придется столкнуться с различными угрозами, которые в прошлом были связаны в первую очередь с регулярными вооруженными силами государств».