Предлагаются варианты стратегии России на современном этапе глобального финансового капитализма

Капиталистическая экономическая система должна по идее развиваться циклически, и раз в десять лет в ней должны случаться нормальные кризисы перепроизводства, поскольку происходит перенакопление капитала. После этого обновляется основной капитал. Раньше такое бывало раз в 10–15 лет. Подобное циклическое развитие продолжалось до Великой депрессии конца 20-х – начала 30-х годов минувшего века. Именно тогда наступило понимание того, то никакая рыночная экономика не может работать без серьезного общественного и государственного регулирования. После того как такое регулирование было введено и половина или, по крайней мере, треть экономики была выведена из-под рыночной конъюнктуры, возникла система, в которой кризисов не стало.

В результате мир полвека существовал без кризисов. Но капитал не хотел так жить, и в середине 70-х – начале 80-х годов произошел неолиберальный реванш – государственное регулирование было резко уменьшено. В результате появилась сфера, в которой регулирования практически не осталось, – это сфера частных финансовых институтов. В ней образовалась возможность заниматься производством денег из ничего. Но это снова привело к перенакоплению капитала – возник гигантский финансовый пузырь. Складывается мир симулякров, в котором создается огромное количество благ, которые людям не нужны. В мир симулякров ушло огромное количество перенакопленного капитала. Этот капитал тормозил технический прогресс. Точнее, прогресс произошел в тех сферах, в которых нет серьезных производственных инноваций, – в виртуальной сфере, в производстве разного рода гаджетов, в индустрии досуга. То есть экономика знаний обратилась на обслуживание финансового посредничества, и креативный потенциал человека стал направляться на оптимизацию сугубо прикладных спекулятивных приемов и на совершенствование узкопрофессиональных качеств.

В результате получается специфическая модель, которую можно назвать попятным ходом. Человечество пошло в мир симулякров и псевдоблаг. Это – попятное движение, но оно выгодно для финансового капитала и для всех тех, кто с ним связан. Но главное заключается в другом: пойдя по пути десоциализации, мы открыли дорогу кризису. Возникла ситуация, когда финансовый сектор превалирует над сектором реальным. Причина этого достаточно проста. Пространство для финансовых спекуляций практически безгранично. Точнее, оно ограничено только платежеспособным спросом населения, с одной стороны, и возможностью государства выпускать виртуальные денежные знаки или их суррогаты, с другой стороны. Вложения в финансовый сектор становятся гораздо более выгодными, чем в реальный сектор. В результате реальный сектор выполняет роль своего рода банка, который кредитует финансовые спекуляции.

Капиталистическая экономическая система должна развиваться циклически, и раз в десять лет в ней должны случаться нормальные кризисы перепроизводства. Это продолжалось до Великой депрессии конца 20-х – начала 30-х годов минувшего века, когда наступило понимание того, что никакая рыночная экономика не может работать без серьезного общественного
и государственного регулирования

В настоящий момент пока не просматривается сценария скорого исчезновения с мировой экономической площадки транснациональных корпораций. Более того, конкуренция между ними имеет весьма специфический характер – она ведется по жестким и всеми соблюдаемым правилам. Будет продолжаться сращивание корпоративного капитала с государством и задействование всей мощи государственных институтов для защиты частных интересов. Но всё это не снимает угрозы возвращения кризиса, его нового витка по образцу того, что было в 2007–2009 годах.

Что касается нашей страны, то перед ней в контексте всего сказанного открываются три возможных сценария. Первый сценарий – это продолжение того же курса, каким мы следуем сейчас. Остается стагнация в экономике, консервируется отставание от ведущих стран. Второй сценарий – это то, о чем сейчас мечтают очень многие, но что, при всех видимых переменах, не приведет к сущностной трансформации. Может быть запущена неоиндустриализация, в результате восстановятся какие-то сегменты промышленности советского образца. Но при этом всё управление останется прежним – в ручном режиме. И разные субъекты политической власти просто разделят между собой участки, на которых можно будет конкурировать. При этом реальная власть будет принадлежать по-прежнему крупным корпоративным структурам. Наконец, третий сценарий – романтический: мы используем нашу специфику для того, чтобы стать лидерами, но по-другому, не так, как Запад.

Глобализация – это нелинейный процесс. Она может нарастать – может падать, в одном месте ее становится больше – в другом меньше. Сегодня мы от старой неолиберальной глобализации переходим к миру формирующихся протоимперий и региональных объединений. Это один очевидный тренд. Но он не отменяет и другого очевидного тренда – нарастания противоречий, вызванных глобализацией. Например, между глобальным капиталом и дисперсным рынком рабочей силы.

Главный вопрос для России сегодня – это, как ни странно, вовсе не вопрос о том, где взять деньги, а вопрос о том, чего мы вообще хотим. Проблема в том, что у нас все хотят разного. Если нам ставится цель удвоить ВВП, то для ее реализации потребуется один набор действий. Если же мы хотим не просто удвоить ВВП, а создать, взрастить такие человеческие качества, которые могли бы стать универсальным двигателем прогресса, тогда от нас потребуется совершенно иной алгоритм действий. Надо всего лишь изучить и творчески позаимствовать опыт стран, находящихся сейчас на подъеме. Этот опыт чрезвычайно прост: утверждаются планы развития и правила, по которым эти планы будут реализовываться. Никому не дозволяется менять эти планы – ни президенту, ни премьер-министру, ни губернатору. А чтобы всё же поменять правила, надо провести общенародную дискуссию. Для государственного сектора должен существовать четкий план развития. В этой логике государственная корпорация, работающая в соответствии с рыночными критериями, – это нонсенс. Государство должно реализовывать общенародную цель, иначе оно становится неэффективным. У частного сектора – свое пространство действия. Государству надлежит гарантировать бизнесу свободу действий в этом пространстве, но вместе с тем и указывать ему те запретные зоны, в которые он не должен заходить. Никакой равноправной конкуренции не предусмотрено. Государство одним помогает, а другим мешает путем налогов, кредитов, таможенных условий или ситуационных правил игры. В результате происходит быст­рая структурная перестройка экономики.

Необходимо полное изъятие природной ренты. Углеводородный бизнес не должен зависеть от цены на нефть. За определенную цену ему сдается в аренду участок, на котором организуется добывающий комплекс, и нефть закупается по определенной цене. В результате этот бизнес будет получать среднюю прибыль – такую же, как производитель масла, станков, велосипедов. Надо создавать, воспитывать социально ответственный бизнес.

Очень важный вопрос – это экологические и социальные нормативы, с которыми у нас в большинстве случаев довольно плохо, особенно в малом бизнесе. Такие элементарные вещи, как пятидневная рабочая неделя, восьмичасовой рабочий день, охрана труда, повышение квалификации за счет фирмы, оплачиваемый отпуск и так далее, не говоря уже о выплате заработной платы, – это есть аксиома даже не социально ответственного бизнеса, а просто нормального капитализма. Требование выплаты зарплаты – это требование реализации элементарной рыночной сделки. Если наем­ный работник не явля­ет­ся собственником корпорации, то в этом случае он заключил договор по продаже своей рабочей силы, причем в кредит и без процентов.

Крайне востребована институциональная революция, потому что у нас безобразные правила игры, которые постоянно меняются и очень запутаны. В этом вопросе левые едины с правыми, потому что у нас феодальная модель, когда управляют не по закону, а «по совести», по звонку губернатора, по звонку из администрации президента, по звонку из министерства. В таких условиях и бизнес работать не может, и социальная ответственность не складывается, и государственное регулирование не получается.

Налоговая реформа – это уже просто перезревшая проблема, дальнейшее затягивание ее решения чревато самыми деструктивными последствиями. И дело тут даже не в том, чтобы просто снизить налоги на бизнес. Если это бизнес, который работает на общегосударственные цели, то тогда налог вообще может быть нулевым. Но если бизнес работает против этих целей, то налог должен быть максимальным, чтобы бизнес оттуда выдавливать и направлять его в те сферы, где он может приносить пользу. Вот это и называется гибкой налоговой политикой. Если вы в высоких технологиях – вы платите очень низкий налог. Если вы эксплуатируете работников на базе ручного труда, построили еще один перевалочный пункт или посредническую деятельность осуществляете – платите очень высокий налог. Логика тут довольно простая.

Россия по-прежнему удивляет мир колоссальным по своему разбросу диапазоном оплаты труда. У нас топ-менеджеры и в государственных, и в частных корпорациях могут получать и в 100, и в 1000 раз больше средней зарплаты в фирме. Между тем в мировой практике в современной креативной корпорации разрыв в доходах обычно не больше 10 раз. Дальше вы можете получать доход из прибыли, но это будет уже совсем другое дело. Но базовая зарплата топ-менеджера не может превышать зарплату рабочего больше, чем в 10 раз. Этого вполне достаточно для стимулирования менеджера, который заинтересован в творческой деятельности. Если ему интересно управлять, интересно заниматься творчеством, если он радеет за корпорацию и не зациклен на идее поменять шестисотый «Мерседес» на «Роллс-Ройс». Менеджер, на самом деле, – тоже человек, причем творческий. И если его стимулировать только деньгами, то он начинает думать только о деньгах. А сделать больше денег в корпорации проще всего путем продажи ее секретов конкурентам. Коррупция гораздо более сильная и гораздо более развитая как раз в частном бизнесе, а не в госструктурах. Большинство менеджеров занимаются тем, что вступают в коррупционные сделки. Знаменитая фраза Абрамовича: «Не надо покупать завод, надо купить директора», – абсолютно правильная. Поэтому если менеджера не включить в управление системой, мотивировав его ценностями социальной ответственности, совместной работы, коллективизма, солидарности, творческой самореализации, возможности роста, развития личностных качеств и так далее, он с большой вероятностью станет продавать своего нанимателя.

Сегодня очень мало думают о том, что творческий потенциал человека – это главное богатство России. На самом деле это именно так. Очень показательный пример, доказывающий справедливость этого утверждения: Индия получает доходов от продажи программного обеспечения намного больше, чем Россия – от продажи нефти и газа. Если бы мы вкладывали деньги в выращивание программистов и в их деятельность внутри России, мы уже сейчас жили бы намного лучше – и в материальном, и в творческом измерениях.

Источник: dynamic-of-civilizations.ru